В контексте русской литературы Бодрийяр будет интересен в связи с творчеством Пелевина, так что всем любителям творчеством В. О. с теориями Бодрийяра было бы интересно ознакомться. Впрочем, идеи Бодрийяра в той или иной форме проявляются в большинстве произведений постмодернистов (ну или их там можно найти), но у Пелевина они представлены в особенно ярком виде.
Если коротко попытаться передать основную идею книги Бодрийяра, то он сводит всё к тому, что гиперреальность, образованная стройной процессией симулякров, стала нам гораздо ближе, роднее и реальнее, чем настоящая реальность и приводит из разных сфер жизни (искусство, СМИ, наука, политика, социология и пр) этому примеры, подробно о них рассуждая. Нихера не понятно, правда? Ну, на то они, видимо, и есть эти критики, теоретики и философы постмодернизма (к которым, кстати, Жан себя не относил).
Если сравнивать его с уже знакомыми мне авторами подобных текстов, то по сравнению с Лиотаром или Камю его читать сложнее и уже не в пример гораздо сложнее, чем вполне доступного Барта. Пишет он сложно, даже очень сложно, даже если уже есть определённая привычка к чтению подобной литературы, то читать всё равно тяжело. Он ведёт несколько основных идей и с разных сторон рассматривает их проявления во всевозможных сферах жизни. Часть примеров носит строго локальный характер и будет понятна пожалуй только современникам и соотечественникам Бодрийяра. Встречаются в тексте чёртова туча терминов и просто слов в очень необычном словоупотреблении, многие из которых судя по всему есть просто кальки с французского. Однако, если очень хотеть, долго и упорно искать, а потом долго и упорно вкуривать, то основной смысл понять можно, но после такого вам неминуемо придётся уйти в запой. На этой нетрезвой ноте заканчиваю рецензионную часть и дальше приступаю к рассмотрению его основных идей с небольшими комментариями и всякими сторонними рассуждениями.
Итак, сделаем финт ушами и начнём с начала. Что такое симулякр? Слово не новое и встречалось и до Бодрийяра, но определённую популярность ему придал именно он, введя его в свои труды и посвятив этому делу книгу с одноимённым названием. Симулякр - это копия у которой нет оригинала; однако, это не вымысел. Если распространятся немного более широко и свободно, то это некоторый образ, который закрепляется в массовом сознании за определённой вещью, явлением, процессом и etc, который в итоге отрывается в своём образе от референта и становится для нас более реальным, чем реально обозначаемый исходный референт; в итоге симулякр нами воспринимается более реальным, чем сам изначальный референт.
Как происходит рождение симулякров и завоевание ими реальности (или подмена ими реальности)? Симулякры прошли в своём развитии несколько этапов, которые Б. привязывает к различным историческим эпохам и развитию экономики. Я не экономист и не историк, поэтому подробно на этом останавливаться не буду и просто назову эти порядки, чего вполне хватит для создания определённой картины теории:
первый порядок – действуют на основе “естественного закона ценности”;
второй порядка – действуют на основе “рыночного закона стоимости”;
третий порядка – действуют на основе “структурного закона ценности”.
Если грубо абстрагировать, то сначала вещь нужна для своей прямой функции, выполнение которой необходимо для жизни (мешок зерна ценнее баночки икры или даже они вообще никак не рассматриваются как предметы сравнения). Во втором порядке вещь начинает приобретать стоимость, которая невелируется на определённых установившихся рыночных отношениях (цены на зерно и икру привязываются к определённым экономическим показателям, ситуации и пр – всё ещё имеется связь с реальностью, с первым порядком). В третьем порядке мы потребляем вещи основываясь на их образах, которые существуют только у нас в голове или попадают в эту голову из вне, т.е. потребление и стоимость теряют некоторую связь с реальной необходимостью (помните как в “Поколении П” в конце романа была выставка чеков за произведения искусства, вместо самих произведений).
На третий стадии происходит замена реального гиперреальным. В этом вопросе есть расхождение во мнениях: одна часть считает, что гиперреальность заменяет реальность, другие же считают, что она сосуществует с реальностью и просто закрывает её собой. Проблема в том, что между реальным и симулякрами пропадает критерий сравнения, пропадают возможность найти различие между реальным и гиперреальным. Мы больше не производим вещь, мы производим симулякр – представление о ней и пользуемся этим симулякром. Наш образ строится не на том, какие мы есть, а он исходит из симулякра – образа того, какими мы себя видим или хотим видеть. Переворачивая рассказ Борхеса он предлагает не сравнивать карту Империи с Империей, а видеть карту как нечто предвосхищяющее Империю и столь же реальное как и сама Империя.
Для иллюстрации тут можно привести «Поколение П», где вся власть – симулякр. Это, кстати, такая достаточно художественная, но точная интерпретация идеи Б., который тоже утверждает, что власть – симулякр. Власть симулирует власть, масс-медиа это всё дело раздувает (при это оно в один момент само перестаёт быть медиумом и становится производителем симулякров), люди в это верят, тиражируют, дополняют и т.д., в результате чего получается целый воздушный пласт, которого на самом деле нет.
Третья стадия становится эпохой «бинарного кода», который управляет симулякрами. В нём содержится вся информация о них. На третьей же стадии завершается процесс «смертей», или если припомнить Лиотара, то на этой стадии кончается процесс падения метанарративов (Бог умер, потом умер Человек, потом идея Прогресса, идея Истории). В этот момент начинается процесс имманентности. Исчезает различие между симуляцией и реальностью. Например, что такое общение? Это когда человек говорит с человеком. В случаи симуляции общения мы говорим через мессенджер, по телефону, скайпу, пропадает идея присутствия, по сути это уже не общения, а другая совсем его форма, с другими законами и целями. Это понятие подменяет понятие общения (изначального), становится равной ему, при этом не будучи таковой на самом деле, но в нашем сознании они выравниваются. Делается видимость общения, наборы стандартных фраз, стандартные темы, смайлики, картинки, обмен мемами и прочая бессодержательная ерунда. Всё это воспроизводиться по определённой наработанной схеме. По сути это все наши действия, на которые мы не можем найти реального объяснения причины и цели этих действий, но при этом выполняемые регулярно.
Б. отсыпает немного симулякров и религии. Идея бога – симуляция. Иконы – симулякры. Почему иконоборцы боролись против икон? С пониманием искажённости истины жить можно, но они понимали, что образы ничего за собой не скрывают, они говорят об отсутствии референта. Иконоборцы были теми, кто понял, что образы – симулякры, и значит никакого Бога и святых нет. Постепенную эволюцию религии можно выделить как: возникновение референтного знака, а затем - замена референта самим знаком. Система в итоге теряет реальность. Она не то что бы не отражает реального положения вещей, она просто находится вне реальности – она сама стала симулякром.
Сущность симуляции в том, что она не врёт, не обманывает, но она занимается тем, что ставит под сомнение отличия реального от вымышленного. Симулировать – это не делать вид, что у тебя есть что-то чего у тебя на самом деле нет, а делать вид, что у тебя есть то, чего вообще нет на самом деле. Во многом это приводит к вопросу о том, что более значимо – причина или следствие.
В контексте разговора о симулякрах возникает новое понимание медиума. На третий стадии симулякров медиум является теперь не только передачиком информации, но он сам занимается её производством. Таким медиумом в наше время стали СМИ. Медиа занимаются непрерывной генерацией симулякров; реальное событие в СМИ теряет смысл и значимость, важен лишь его симулкр – в чём мы собственно всё больше и больше убеждаемся, просматривая новости с разных сторон баррикад. Терроризм имеет значение только в рамках СМИ – если бы никто не освещал теракты всемирно, то никто бы о них не узнавал. Что бы с ними тогда стало? Они бы потеряли всякое своё референтное значение, терялись бы в глубине других дальних стран, забывались. Интересным тут становится то, что большинство событий нас не касаются, мы не их участники или наблюдатели, большинство событий для нас остаются внутри медиума (ТВ, интернет, разговоры). Мы сами себе создаём стресс и головную боль, когда берём в себя эти события и начинаем их переживать.
Терроризм, войны и тиражирование этого в СМИ, всякая глобализация, которая вне контекста масс-медиа просто не может существовать – всё это порождают ещё один рефлекс – попытку спасти от вымирания, спасти от разрушения. Самая идея «спасти от вымирания» это косвенное подтверждение вымирания, спасение и тиражирование этого спасения является актом убийства, уничтожения. Акт единого убийства реплицированный миллионы раз становится миллионом убийств. Идеи и вещи теряют смысл (умирают), когда их безумно много. Современное производство предлагает огромный спектр товаров для всего, для каждого оттенка всего чего угодно, на каждую возникающую потребность или потребность, которая по словам производителей у нас может возникнуть, мы получаем товар, а то и с десяток, сотню товаров.
Цивилизация производит кучу отходов, в том числе и “метафизических”. Один из примеров Бодрийяра – Диснейленд, т.е. его вообще можно понимать шире, как нечто выдуманное, воплощённые иллюзии, место где можно прикоснуться к воплощённой фантазии, парк развлечений, клуб, корпоратив и пр. Такого рода места и увеселения выступают в роли перерабатывающего завода в ментальном плане. Впрочем, это не только Диснейленд, но и любое развлекательное мероприятия больших масштабов, которое предлагает человеку играть со своими фантазиями, на время верить в них (компьютерные игры, онлайн иргы, ролевики и реконструкторы, фестивали, карнавалы и т.д.)
Развитие происходит таким образом, что мы упрощаем жизнь и потом создаём дополнительные сложности ради сложностей. Мы пересели в офисы, чтобы не работать в поле. Всему находится замена: “они больше не ходят пешком, но занимаются йогой” – мы сидим на работе, отказавшись от физического труда, и ходим потом в спортзал поднимать тяжести; мы ездим на машине, чтобы не ходить пешком и потом изобретаем бег для здоровья. Мы начали питаться фаст-фудом, чтобы заново изобретси “здоровое питание”. Мы утонули в роскоши, чтобы потом придумать даун-шифтинг и минимализм. Вот это и есть всё симулякры нашей новой культуры. Нехватку выделяет не природа, а рынок. Нехватка это теперь новый вид товара.
Происходит тотальное запутывание смыслов без ведома и желание самих создающих эти смыслы; они вступают во взаимодествие, взаимопереплетение. Второе смешение – смешение дискурсов. То, что раньше противопоставлялось как бинарные оппозиции, теперь смешивается и находится внутри одного запроса (человек-природа, работа-секс, власть-желание).
Симулятивный характер приобретают любые доказательства, которые теперь происходят через отрицание. Чтобы доказать реальное – придумывается воображаемое; для доказательства правды – скандал, ложь; для доказательства закона – беззаконие. «Всё превращается в свое противоположное выражение для того, чтобы выжить в своей вычеркнутой форме» – лучше и не скажешь.
Немного сползу в свою любимую тему – человек и интернет. Если немного перефразировать Б. - «это не вы смотрите ТВ, а ТВ смотрит вас» - примерно о таком перевороте говорит Б. Мы больше не используем интернет, это он использует нас – если немного заменить переменные. Мы выкладываем туда свою жизнь, это становится столь необходимой её частью, что это перестаёт быть частью, а становится уже целым, всё вокруг этого и крутиться. Мы заменяем реальное потребление продукта, становясь сами продуктом для продукта. «Вы и есть модель!» - говорит Б.; мы не наблюдаем событие, мы и есть событие. Такие вот колебания между объектом и субъектом.
Интересный взгляд и на войны, различные конфликты, вооружение. Вооружение, особенно он говорит о ядерном, не имеет заявленного изначально смысла. Ядерная война исключена в самой своей сути – её просто не может быть. Это просто созданный нами же домоклов меч, который является гарантом безопасности. Это очередной способ через отрицание заявить наличие. Помните Оруэлла с его формулой «война – это мир»? Современные войны это разыгрываемый символический акт (он говорит о локальных войнах после Второй Мировой). В ней нет реального значения, они все безрезультатны, символичны. Если идти чуть дальше от его рассуждений, то можно вывести идею, что Третья Мировая просто не возможна, её не будет, будут только локальные конфликты, имеющие своей целью подчеркнуть текущий порядок.
Очередной рефлекс воскрешение (спасения), о котором уже говорилось, проявился в кино. Так по мнению Б. кино воскрешает историю, ну и, естественно, в виде симулякров. История, ведь, – умерла, её больше нет. Происходит её воскрешение в воссозданном виде в фильмах, но это уже не история. Они гораздо более аккуратные, они искусственные, не такие, как это было в настоящей истории. Кино стало для нас реальным, а если говорить о состоянии кина теперь, то реальность кина превзошла изображаемую реальность. История потеряла свой миф с приходом кино и фото. Знания и информация теряют свою ценность с приходом новых инфотехнологий.
Смерть истории это вариант её забвения. Забвение истребления (войны, холокост, массовые бедствия, катастрофы) это часть истребления. Электронная память заменяет память человеческую, что тоже является процессом забвения. Все попытки СМИ поддержать память это процесс обоюдной некрофилии, попытка разогреть холодное событие, чтобы разогреть сами массы.
Бодрийяр проходится по современному искусству. Для примера он разбирает Бобур, в которов вряд ли кто из нас был, но почти все так или иначе бывали в каком-либо подобном месте. Под Бобуром можно увидеть любой музей современного искусства. Бобур – памятник культурного устрашения. Бобур для масс и массы туда – о, ирония! – ринулись, но не от большой любви к культуре, которую они всегда ненавидели, а ради участия в акте траура по этой культуре. Массы как мухи летят на труп, только трагедия и чужая боль их привлекают. Массы туда стремятся как к месту катастрофы. Массы и есть катастрофа этой культуры, их навязчивые интерес губит культуру. Как бы культура не для масс, хочет сказать нам господин Б., она для элиты.
Б. любит прибегать к парадоксам для объяснения культурных явлений. «Любая операция, нацеленная на уничтожение культуры, как мы знаем, только воскрешает её» - и не поспоришь, как и любой скандал призван воскресить интерес к подзабытой звезде.
Весёлая некрофилия. Культура и власть, история и человек всё дохнут дохнут, да никак не сдохнут. Полуживые, полумёртвые, они друг друга подогревают, реанимируют и не дают скончаться. Но культуру и власть – не уничтожить. Всё предусмотрено, уничтожение из вне недоступно. Б. тут вводит понятие имплозии, которая является единственным способом уничтожить, причём – это самоуничтожение, от разрастания смыслов внутрь. Власть сама себя уничтожает своим существованием; современная культура сама себя душит своими проявлениями, показывает, что это – не культура. Имплозия смысла: «Мы находимся в пространстве, в котором информации всё больше и больше, а смысла всё меньше и меньше». Та-дам!
В отношении информации и её связи со смыслом он выдвигает три вариант:
теория первая - «информация производит смысл, но ей не удается возместить грубую потерю значения во всех областях»;
теория вторая - «информация не имеет ничего общего со значением», происходит инфляция информации и дефляция смысла;
теория третья - существует корреляция между смыслом и деструктивностью информации.
Виртуально асоциален тот, кто недостаточно экспонирован в медиа. Информация нацелена на ускорение циркуляции смысла, прибавочной стоимости смысла. Информация пожирает коммуникацию. Информация растворяет социальное и направлена на тотальную энтропию смысла. Медиа не социализируют, а осуществляют эмплозию социального в массах.
Б. развивает формулу Маклюэна medium is message. Медиум единственный производит событие (сиречь – происшествие не будет событием, пока о нём не расскажут). Это конец медиа и конец сообщения, это и есть имплозия, когда нет связующей инстанции между одной реальностью и другой.
Медиа осуждают терроризм и осуждают эксплуатацию страха, но они сами же распространяют «ослепление» от происшествия, сами же являются террористами, передавая и тиражируя этот месседж. Дети на требование взрослого быть объектом всячески бунтуют, в то же время на требования быть субъектом всячески пускаются в инфантилизм. Нечто аналогичное этому происходит во взаимоотношение массы-медиа-политика.
Современная форма нигилизма потеряла свою шопенгауэровскую или шпенглеровскую мрачность – он стал прозрачным как и вся современная система. Ницше провозгласил смерть Бога и при этом был пока ещё сам, но теперь перед «трупом вечности» нет никого, кто бы эту смерть провозглашал. Наш Бог не умер, он для нас просто гиперреален.
Новая ступень развития нигилизма – не деструкция, а симуляция. Романтизм по своей сути был деструкцией порядка видимостей. Сюрреализм, дадаизм, абсурд стали уже деструкцией порядка. Первый порядок нигилизма имел эстетическая форму; второй – стал формой деструкции политического, исторического и метафизического.
Не будучи специалистом в философии я не берусь отдать мудей на отсечение, что всё сказанное мной тут про Бодрийяра будет такой же истиной, как если бы это сказал он сам. Это скорее лёгкий переработанный конспект основных пунктов произведения, той его части, которая так или иначе мне была интересна. Не могу сказать, что со всем соглашусь или всё понимаю до полного конца, но в целом - крайне занимательно.
Символический обмен приводит к утверждению "гипер- реалыюсти".
Под гиперреальностью Ж. Бодрийяр понимает симуляции чего-либо. Социолог добавляет при этом, что гинерреалыюсть для стороннего наблюдателя более реальна, чем сама реальность, более правдива, чем истина, более очаровательна, чем само очарование.
В качестве примера гиперреальности Ж. Бодрийяр приводит Диснейленд. В парке жизненный мир воспринимается как более реальный по сравнению с тем, что есть "реальность" за сто пределами. Обслуживание опять-таки здесь более замечательное, чем то, с которым мы сталкиваемся в реальной жизни. Видение фауны и флоры океана куда лучше, чем их можно познать при реальном контакте с морской водой.
Превращение символов в гиперреальность, по Ж. Бодрийяру, осуществляется благодаря серии последовательных превращений символов:
Символ отражает сущностную характеристику реальности;
символ маскирует и искажает сущность реальности;
Гиперреальность имеет дело с фрагментами или вообще с видимостью реальности.
По Ж. Бодрийяру, общественное мнение отражает не реальность, а гиперреальность. Респонденты не выражают собственное мнение. Они воспроизводят то, что ранее уже было создано в виде системы символов средствами массовой информации.
Политика, как считает Ж. Бодрийяр, также обретает форму гиперреальности. Партии не отстаивают и не борются за что-либо реальное. Тем не менее они противостоят друг другу, "симулируя оппозицию".
Бюрократическая система контроля, адекватная экономическому обмену, уступает место "мягкому контролю, осуществляемому с помощью симуляций". Все социальные группы в итоге преобразуются в "единую огромную симулируемую массу".
Под симулякрами Ж. Бодрийяр понимает знаки или образы, отрывающиеся по смыслу от конкретных объектов , явлений , событий , к которым они изначально относились, и тем самым выступающие как подделки , уродливые мутанты , фальсифицированные копии , не соответствующие оригиналу.
Своими корнями данный термин уходит в понятие, введенное еще Платоном, - "копия копии", обозначающее, что многократное копирование образца в итоге приводит к утрате идентичности образа. В связи с этим симулякры выступают как знаки, приобретающие автономный смысл и вообще не соотнесенные с реальностью.
Тем не менее симулякры могут и широко используются в коммуникативных процессах современного общества. Они воспринимаются людьми благодаря ассоциациям с конкретными объектами, явлениями, событиями. Иными словами, благодаря замене реального знаками реального происходит утверждение иллюзии реальности, творчества, прекрасного, доброты и т.д.
Как считает Ж. Бодрийяр, современное общество основано на симулякрах: Диснейленд - более привлекателен, чем естественная природа; модная вещь - лучше той, которая прекрасно функционирует; порнофильмы заменяют сексуальность, мыльные оперы - любовь и т.д.
Социолог выделяет три типа симулякров: "Со времен эпохи Возрождения, - отмечает он, - параллельно изменениям закона ценности, последовательно сменились три порядка симулякров:
Подделка составляет господствующий тип “классической” эпохи от Возрождения до промышленной революции;
Симуляция в интерпретации Ж. Бодрийяра означает обретение знаками , образами , символами самодостаточной реальности. Социолог полагает, что сегодня развитие человеческой цивилизации идет в направлении утверждения мира симуляций, которые буквально распространились на все сферы общественной жизни.
Симулякры и симуляции способствуют имплозии - взрыву социального, его уничтожение и поглощение симулякрами: границы различий между классами, гендерами, культурами стираются в силу взаимопроникновения реалий друг в друга - экономика определяется культурой и политикой, а искусство, в свою очередь, - поглощено экономикой, политикой, сексуальностью и т.д.
Насколько симулякры и симуляции вошли в нашу жизнь?
Нравится нам это или нет, но различные симулякры стали частью нашей действительности. Они существуют вполне реально, хотя, как правило, относительно непродолжительное время. Такие симулякры, как "истинные патриоты", "демократы", "менты" из телесериалов, представляется, настолько заполнили нашу жизнь, стали "правдивыми", "близкими" и "родными". В результате, складывается ситуация с утверждением и распространением симуляций "реального мира", который теперь трудно или почти невозможно описать с помощью традиционно принятого, рационального научного инструментария. Становится невозможным ответить на вопрос, какая же реальность "истинная" или хотя бы - какая "более реальная".
По очевидно то, что симуляции стали определенными реальностями, которые размывают значения современных и исторических событий, а в некоторых случаях способствуют лишению людей социальной памяти - как фактора передачи социальных практик, ценностных ориентаций из поколения в поколение, что обеспечивает преемственность в развитии общественного сознания, образцов поведения людей.
Симулякры неотделимы от новых культурных продуктов. Они делают их качественно неопределенными.
Так, современная звукозаписывающая аппаратура позволяет совершать невозможные ранее манипуляции со звуком. Классические произведения Моцарта, Бетховена, Шостаковича могут приобретать совершенно иное по самым разным параметрам звучание, которое многих слушателей просто зачаровывает. Более того, аппаратура позволяет слушателям становиться соавторами исполнения, задавая звучанию определенные качественные характеристики. Но это будет не тот вариант исполнения, который задумывался изначально авторами произведений. Это будет "копия копии". Очевидно несоответствие нового и аутентичного, авторского звучания.
Благодаря симулякрам стираются различия между китчем и высоким искусством. Тем самым начинает размываться само представление о нормативности и девиации, маскируется культурная деградация.
Аналогичная ситуация складывается и в других сферах общественной жизни. Так, всегда существовали легальный и "черный" рынки. В различных культурах отношение к нелегальной экономической деятельности варьировалось от нетерпимого до снисходительного. Но это было отражение реальности , стремящееся к адекватному представлению положения дел в обществе. Люди знали, что действительно они имели.
Появление и развитие современных экономических симулякров - теневых предприятий и банков, фирм однодневок, разного рода "крыш" - смешало все настолько, что идентифицировать легальную и нелегальную деятельность становится все труднее. Фактически, симулякры уничтожают всякую соотнесенность знаков, слов, реклам с истинным положением дел.
Симулякры начинают размывать реальность и в политической сфере. Подчас исчезает само представление о политике как целедостиженческой деятельности. Она симулируется сугубо прагматической целью сохранения или обретения властных полномочий - успехом локального уровня , не имеющего ничего общего ни с реализацией конкретных программ, ни даже с выполнением традиционных "обещаний" политиков народу. И при том появляются симулякры самих источников власти : возникают структуры с размытыми функциями, иногда даже никак легитимно не закрепленными.
Можно по-разному оценивать последствия ликвидации двухполюсного мира. По, несомненно, одно - появились симулякры и в сфере международных отношений.
Ломаются и уходят в прошлое прежние образы "друзей" и "врагов". А где же новые нормы взаимодействия между странами?
Их объективно реальные контуры пока лишь выкристаллизовываются. Нормой же становится симуляция "стратегического партнерства", до которого, чтобы оно стало реальным, надо политически и экономически "дозреть". Естественно, что реально Мир не становится от этого более безопасным и стабильным. Пожалуй, наоборот - возрастают риски, связанные с неопределенностью, непредсказуемыми флуктуациями политических интересов.
Ж. Бодрийяр считает, что выход из создавшегося положения состоит в том, чтобы, полагаясь на патафизику и научную фантастику, повернуть систему против самой себя: система должна сама совершить самоубийство.
В противовес традиционным революционным стратегиям Ж. Бодрийяр призывает к "фатальным стратегиям", призванным изменить нынешнюю логику общественного развития, когда вещи властвуют над людьми. Если в традиционных стратегиях субъект всегда умнее вещей и обстоятельств, то фатальные стратегии исходят из циничности и превосходства объекта 1 .
Жан Бодрийяр
Симуляция и симулякры
Западная религия, культура и добросовестность всегда верили в репрезентацию: в то, что знак способен выражать сокровенный смысл, что он может служить заменой смысла, в то, что существует нечто, что делает эту замену возможной, гарантирует ее адекватность – это, разумеется, Бог. Но что, если и самого Бога можно симулировать, т.е. свести к знакам, удостоверяющим его существование? Тогда вся система теряет точку опоры; она превращается в гигантское подобие, в симулякр – не то чтобы вовсе лишенный связей с действительностью, но симулякр, который отсылает теперь не к внешней действительности, а к самому себе – возникает замкнутый круг без референта и без границ.
Так обстоит дело с симуляцией постольку, поскольку она противостоит репрезентации. Исходный принцип репрезентации – равноценность знака и реальности (даже если эта равноценность – полная утопия, она все же базовая аксиома). Наоборот, симуляция исходит из утопичности принципа равноценности, из радикального отрицания знака как ценности; симуляция видит в знаке переворот значения и смертный приговор референту. Если репрезентация пытается поглотить симуляцию, относясь к ней как к ложной репрезентации, то симуляция обволакивает все здание репрезентации, видя в нем самом только внешнее подобие.
Образ проходит следующую последовательность фаз:
1. Он отражает реальную действительность.
2. Он маскирует и искажает реальную действительность.
3. Он маскирует отсутствие действительности.
4. Он не имеет никакого отношения к действительности: он превращается в собственное подобие.
В первом случае образ выглядит как благо: у репрезентации характер причастия. Во втором – образ предстает как зло: у него характер злодеяния. В третьем случае он только притворяется, что обладает обликом: характер колдовства. В четвертом вообще нельзя говорить об облике, поскольку образ приобретает характер симуляции.
Переход от знаков, которые маскируют нечто, к знакам, которые скрывают, что за ними ничего нет, – это решающий поворот. Первые подразумевают теологию истины и тайны (к которой относится и понятие идеологии). Вторые открывают эру подобий и симуляций, в которой больше не осталось ни Бога, ни Страшного суда для отделения правды от лжи, действительности от ее искусственного воскрешения, потому что все уже умерло и уже воскресло.
Когда действительность перестает быть тем, чем она была, ностальгия обретает новый смысл. Разрастаются мифы происхождения и знаки реальности; растет количество подержанных истин, поношенной объективности, ложной подлинности. Нарастает тоска по подлинному, живому опыту; фигуративное замещает исчезнувшие объект и содержание. И идет паническое производство подлинного, над– и параллельно материальному производству. Так проявляется симуляция в нашей сегодняшней фазе: в виде стратегий реального, неореального и гиперреального, всеобщим заменителем которых является стратегия сдерживания.
Из книги Общество потребления автора Бодрийар ЖанЖАН БОДРИЙЯР И ЕГО ВСЕЛЕННАЯ ЗНАКОВ (Послесловие)Ж. Бодрийяр - известный французский интеллектуал, в работах которого затрагиваются глубокие проблемы философии, социологии, экономики, политики, культуры. Его острый и насмешливый взгляд прикован к современности; он
Из книги Символический обмен и смерть автора Бодрийар ЖанЖан Бодрийяр: время симулякров Как у своих поклонников, так и у своих критиков Жан Бодрийяр пользуется репутацией уклончивого и двусмысленного мыслителя. Сторонники (особенно американские) «постмодернизма» сопровождают его имя религиозными эпитетами, странно
Из книги Соблазн автора Бодрийар ЖанОбманка, или Очарованная симуляция Симуляция разочарованная: порнография - правдивей правды - вот апогей симулякра.Симуляция очарованная: обманка - лживей ложного - вот тайна видимости.Здесь нет ни фабулы, ни рассказа, ни композиции. Нет сцены, нет зрелища, нет
Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора Грицанов Александр АлексеевичБОДРИЙЯР Основные сочинения: "Система вещей" (1968), "К критике политической экономии знака" (1972), "Зеркало производства" (1975), "Символический обмен и смерть" (1976), "В тени молчаливого большинства" (1978), "О совращении" (1979), "Симулякры и симуляции" (1981), "Фатальные стратегии" (1983),
Из книги К критике политической экономии знака автора Бодрийар Жан"СИМУЛЯКРЫ И СИМУЛЯЦИЯ" "СИМУЛЯКРЫ И СИМУЛЯЦИЯ" - сочинение Бодрийяра ("Simulacres et simulation". Paris, 1981), представляющее собой, с одной стороны, попытку обобщения его предыдущих теоретических разработок, а с другой - размышления автора по поводу современных культурных и
Из книги Симулякры и симуляция автора Бодрийар ЖанСИМУЛЯЦИЯ СИМУЛЯЦИЯ - понятие постмодернистской философии, фиксирующее феномен тотальной семиотизации бытия вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самодостаточной реальности. В данном аспекте постмодернизм развивает заложенную модернизмом идею
Из книги Матрица Апокалипсиса. Последний закат Европы автора Бодрийар ЖанБодрийяр и симулякры Творчество некоторых мыслителей часто ассоциируется с каким-нибудь сюжетом или концептом, который становится в таком случае привычной визитной карточкой или фирменным лейблом, этикеткой или даже торговой маркой. Конечно, не Бодрийяр придумал
Из книги автораСИМУЛЯКРЫ И НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА Есть три порядка симулякров: - Симулякры естественные, натуралистические, основанные на изображении, имитации и подделке, гармоничные, оптимистичные и направленные на реституцию или идеальную институцию природы по образу Божию; -
Из книги автораЖан Бодрийяр Фантомы современности Предисловие Жан Бодрийяр относится к тем редким философам, которые отстаивают свои взгляды не только на страницах книг или в научных дискуссиях, но и в настоящих баталиях. Он активно участвовал в революционных событиях 1968 года
Симуляция от латинского simulatio – притворство, видимость. Симуляция имеет целью убедить наблюдателя в действительности того, чего нет на самом деле.
Симулякры - это «копия» не имеющая оригинала в реальности. Симулякр - псевдовещь, изображение без оригинала, репрезентация чего-то, что на самом деле не существует.
Изучить данную тему в подробностях позволяет книга Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция», которая была издана в 1981 году. Просмотрев, произведение я поняла, что она поразительным образом отображает то, что происходит сейчас в мире. Мы живем в обществе симуляции. Почитать и поразмыслить над доводами философа будет интересно.
Замысел книги заключен в том, что гиперреальность, образованная тонкой процессией симулякров, стала нам гораздо роднее и ближе, чем настоящая реальность во всех направлениях жизни. Автор излагает факт повсеместной симуляции. И подтверждает примерами из различных областей жизни общества свою правоту.
Мы встречаемся с симуляцией постоянно. Так, по мнению Бодрийяра, университеты симулируют образование. Преподаватели делают вид, что дают знания, а студенты, что учатся. Больницы симулируют заботу о здоровье общества. Ведь если бы люди по настоящему хотели быть здоровыми, то заботились об этом сами, предотвращая болезни. Симуляция проходит везде. Вместо того, чтобы ходить ногами по улице, люди привозят на автомобилях себя в фитнес-залы и там ходят по беговым дорожкам. Большинство работ сегодня превратилось в чистого рода симуляцию. Они потеряли смысл. Цель таких работ - занять людей, растратить их энергию. И даже невозможно понять для чего и зачем. Так ли это?
Далее автор переходит на еще одну наилюбимейшую территорию симуляции – территорию религии. Чем становится божество, когда предстает в иконах, когда множится в симулякрах? Остается ли оно высшей инстанцией, лишь относительно зафиксированный в образах наглядного богословия? Или испаряется в симулякрах, которые сами показывают свою силу, которые очаровывают,- нагядность икон заменяет при этом чистую и сверхчувственную Идею Бога? Собственно из предчувствия этой мощности симулякров, этому умению их стирать Бога из уразумения людей и этой губительно, убийственной истины, которую они собой заявляют,- что, в сущности, Бога никогда не было, что всегда существовал лишь его симулякр, или даже сам Бог всегда был лишь своим личным симулякром,- и происходил позыв иконоборцев избавляться от икон.
Современный век, как и всякая новая ступень в развитии общества, ознаменовал себя самыми разными изменениями. Пришел век минималистической морали, независимой от каких-либо предписаний, множественности истины, которые негативно сказались на устоявшемся мировоззрении человека, на системе моральных правил общества. Выражение симуляции повсеместно затронули различные области человеческого существования религии, психоанализа, политики медицины и другое. В то время как происходит переход от «знаков, которые что-то скрывают, к знакам, которые скрывают, что нет ничего». Последние образуют эру симулякров и симуляции. С наступлением эры симуляции, видоизменением реальности в гиперреальность, появляется понятие так называемой ностальгии, «повышается» ценность изначальных мифов и знаков реальности, а также объективности и истины. Неотъемлемой характеристикой современного общества, которое принято называть информационным, является мощное развитие компьютерных технологий. Человек сегодня имеет дело не только с естественной и искусственно созданной культурной средой, а так же и со средой виртуальной, что предопределяет возникновение качественно новых отношений с окружающей действительностью, в частности проблему соотношения реальности и ее символического отображения. Ж. Бодрийяр социальную систему рассматривает как производную от знаковой системы. Симулякр- единица знаковой системы. Симулякр определяется автором, во-первых, как ложное подобие, копия, скрывающая отсутствие оригинала и поэтому творящая зло, и, во-вторых, как воображаемое, иллюзия, образ идеологизированного сознания. Определяя симулякр как ложную копию, Ж. Бодрийяр рассматривает историю общества как процесс заселения социальной реальности ложными объектами.
Основным параметром гиперреальности, в который мы ныне пребываем, является отсутствие различий между воображаемым и реальным. Показав всемогущество симулякра, автор переходит к анализу этого всеобъемлющего явления. Он выделяет фазы того, как отображение реального превращалось в симулякр. "Переход от знаков, которые скрывают нечто, к знакам, которые скрывают, что за ними нет ничего", - как раз и показывает эру симуляцию.
Сегодня реальное стало алиби модели в мире, которым заправляет принцип симуляции. И, как это ни странно, именно реальное становится нашей настоящей утопией, но той утопией, осуществить которую уже нельзя, о которой можно лишь мечтать как о потерянном безвозвратно. Мы стали не способны представить себе какой-либо другой мир. Теперь невозможно построить нереальное на основе реального, воображаемое на фундаменте данных о реальном. Процесс будет идти скорее в обратном направлении: он будет содержать в децентрации ситуаций и моделей симуляции, в различных попытках присвоить им красок реального, пережитого повседневного, в переосмыслении реального как вымыщленного, и именно потому, что оно исчезло из нашей жизни. Больше нет ни реальности, ни фантастики, их заменила гиперреальность.
Известная глава "О нигилизме" – мощный заключительный аккорд всей книги. В сущности, это объявление, где все основные понятия изложены в краткой форме. Бодрийяр, попорядку похоронивший все, что мог в предыдущих главах, хоронит здесь и саму философию: ее также подмяла под себя симуляция. В связи с этим Бодрийяр отказывается считать себя философом и сообщает, что он "террорист в теории, как иные террористы с оружием в руках". Потому истину уже невозможно различить за симулякром, его метод – интеллектуальный теракт. "Теоретическое насилие, а не истина, является тем единственным ресурсом, который у нас остался". Из симуляции для человечества нет выхода, единственное решение - смерть, а в идеале – глобальный катаклизм, Апокалипсис.
Жан Бодрийяр в книге показывает нам «нереальность происходящего». Мы живем в мире «симулякров»- сказал он, доказывая это горой примеров. По Бодрийяру мы потеряли нить с реальностью и влились в эру гиперреальности – эпохи, в которой обвертка важнее содержания, а связь между предметами, явлениями и их значением нарушена.
Читать книгу Бодрийяра «Симулякры и симуляция» сложно Автор ведет несколько основных идей с разных сторон, рассматривает их проявления во всех сферах жизни. Часть описанных в книге примеров носит локальный характер и понятна не каждому читателю, а только узкому кругу специалистов. С наступлением эры симуляции, преобразованием реальности в гиперреальность, появляется и усиливается явление ностальгии о потерянном, во стократ возрастает ценность изначальных мифов и знаков реальности, а также истины и объективности. Определяя логику симулякров как не имеющую ничего общего с логикой фактов и разумным порядком, Бодрийяр утверждает, что события больше не имеют ни содержания, ни собственных целей и бесконечно «заменятся» одни другим. Как следствие, события перестают быть значимыми и являются только лишь симулякрами этих событий.
После прочтения книги остается впечатление, что в мире нет вообще ничего реального. Перебирая одну за другой сферы современной жизни: экономическую, социальную, религиозную, политическую, культурную, научную, автор с горечью заключает: перенасыщенная система обречена на имплозию, взрыв, направленный не наружу, а внутрь. Чтобы скрыть последствия этого взрыва (фактически, приводящего к смерти) существующая система опять использует симуляцию, порождая бесчисленные симулякры. Апокалипсис сегодня – это процесс обессмысливания, выхолащивания реальности. Мое личное мнение во многом противоречит утверждениям Бодрийяра. По многим вопросам я не согласна с его мнением. Реальность это согласие и в этом смысле не имеет значения по какому поводу, было ли что-то на самом деле или нет, все о чем ни шла бы речь или повествование уже в прошлом и доказать что оно было таким или другим невозможно, а нынешнего по существу вообще нет. Нынешнее это только наше намерение считать реальность таковой, как мы ее себе представляете. Более того, человеку просто нравится то, что ему нравится и для того, чтобы это было «реальностью» для него самого, вовсе не обязательно, чтобы это нравилось еще кому-то. Реальность это то, по поводу чего существует согласие. Чем больше согласия, тем значительнее реальность.
Книга читается сегодня очень свежо, хотя была написана Бордрийяром более тридцати лет назад. Достаточно включить телевизор, полазить в интернете, послушать, о чем говорят люди и поймешь, что все-же француз отчасти в чем-то прав, хотя конечно сгустил краски для большей наглядности. Спорить, соглашаться или возражать хочется автору во время чтения книги, а затем сопоставлять, и анализировать. Эти чувства еще раз доказывают, что книга интересна. Недаром именно эту книгу открывает в начале фильма Нео в фильме «Матрица».
Прочитав книгу, я задумалась и попыталась понять о глубинном смысле. Книга сложная, но она стоит того, чтобы ее читали.
Список литературы:
Simulacres et simulation
Симулякры и симуляция
1981, ÉDITIONS GALILÉE, Paris.
Б75 Бодрийяр, Ж. Симулякры и симуляция [Текст]/ - Перевод О.А. Печенкина. - Тула, 2013. - 204с.
Перевод с французского и вступительная статья О.А. Печенкиной
Несомненно, симулякр является одной из основных категорий постмодернистской философии. Концепция симулякра связана, прежде всего, с именем виднейшего французского философа Жана Бодрийяра (1929-2007), по мнению которого, эпоха постмодернизма есть не что иное, как эра тотальной симуляции.
Все процессы симуляции происходят в так называемом пространстве симуляции, образное описание которого философ дает в книге «Соблазн» (1979г.), написанной несколько лет спустя после произведения «Символический обмен и смерть» (1976г.). В симулятивном пространстве гиперреальности эффект реальности имитируется и утрируется, создавая впечатление, что все предметы, воздух, освещение существуют в действительности. «У этого таинственного света нет источника, в косом падении его лучей нет уже ничего реального, он как водная гладь без глубины…Вещи тут давно утратили свою тень (свою вещественность)» /Соблазн/. Наиболее полно характеристики пространства гиперреальности, а также самой эры симуляции, раскрываются философом в книге «Симулякры и симуляция», вышедшей в 1981 году.
ISBN 978-5-88422-506-0
Печенкина О.А., 2013
ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПЕРЕВОДЧИКОМ
Информация о переводчике
Печенкина Ольга Алексеевна
Кандидат философских наук, преподаватель французского языка, переводчик (Тула).
Диссертационная работа на тему «Этика симулякров Жана Бодрийяра (анализ постмодернистской рецепции этического)» (2006г.)
Монография: Этика симулякров Жана Бодрийяра (анализ постмодернистской рецепции этического). − Тула: Изд-во Тульский полиграфист, 2011. - 204 с.
Персональная страница simulacrum.h16.ru, simulacrum.fo.ru
Текст монографии размещен на сайтах
Постсовременная эпоха, как и всякий новый виток в развитии культуры и философской мысли, ознаменовал себя разного рода изменениями. Сам термин постмодернизм , дословно постсовременность, до настоящего момента так и не получил четкой и окончательной дефиниции. Выделяемые философами многочисленные черты обозначенной эпохи могли бы быть объединены некоей общей тенденцией формулировать свойства, исходя из отрицания и отсутствия по отношению к модернизму. Подобную особенность в интерпретациях постмодернизма, в общем, можно назвать «апофатическим» дискурсом о постмодерне.
Эпоха «после-долга» , эпоха минималистской морали, свободной от каких-либо предписаний, «морали без этики» , период постмодернистской неопределенности, множественности истины, алеаторного распространения ценностей, как его часто характеризуют, включил в себя те произошедшие модификации, которые не могли не сказаться отрицательно на привычном мировосприятии человека, на системе моральных установок общества. Возникла потребность в переоценке традиционных ценностей, вызванная исчерпанностью предшествующей парадигмы представлений. Мутации, коснувшиеся различных сфер человеческого бытия, связаны, прежде всего, с наступлением эры новейших технических средств массовых коммуникаций - телевидения, видеотехники, компьютерной техники. Немаловажную роль в системе человеческих взаимоотношений сыграло развитие глобальной сети Интернет. Экспериментирование с искусственной реальностью, различные способы производства реальности
повлекли за собой изменения в характере не только восприятия самой действительности, но и повлияли на способ общения людей. Характеризуя специфику взаимоотношений в «пространстве симуляции», философ говорит о самом акте как об игре, симуляции разговора, потому что ни собеседников, ни смысла сообщений в сетевом пространстве уже не существует. «Здесь играют в то, будто говорят друг с другом, слушают друг друга, общаются, здесь разыгрываются самые тонкие механизмы постановки коммуникации. Контакт ради контакта становится родом пустого самособлазна языка, когда ему уже просто нечего сказать».
Современность для Жана Бодрийяра, которого можно отнести скорее к критикам ситуации постмодерна, чем к ее апологетам, - это эра тотальной симуля-ции, и он всюду обнаруживает симуляционный характер всех со-временных социальных и культурных феноменов. В результате, по мнению Жана Бодрийяра, люди имеют дело не с реальностью, а с гиперреальностью, вос-принимаемой гораздо реальнее, чем сама реальность.
Современное
положение вещей названо Бодрийяром «состоянием после оргии» /Прозрачность зла, 1990/. Каждый взрывной момент в мире - это оргия. «Это момент освобождения в какой бы то ни было сфере. Освобождения политического и сексуального, освобождения сил производительных и разрушительных, освобождения женщины и ребенка, освобождения бессознательных импульсов, освобождения искусства». Каждому периоду оргии, таким образом, сопутствует революционное состояние опровержения предшествующих ценностей и идеалов, завоевания нового пространства свобод и прав. Однако, «после оргии», по мнению Ж. Бодрийяра, человечеству не остается ничего другого, кроме как симулировать освобождение, «изображать оргию». «Все что нам остается - тщетные притворные попытки породить какую-то жизнь помимо той, которая уже существует. Мы живем в постоянном воспроизведении идеалов, фантазмов, образов, мечтаний, которые уже присутствуют рядом с нами и которые нам, в нашей роковой безучастности, необходимо возрождать снова и снова». Именно на данном этапе эволюции симулякров и наступает время господства чистых бессубъектных симулякров.
По мнению многих исследователей постсовременности, симулякр является одним из наиболее популярных в последнее время терминов постмодернистски ориентированной философской и просто теорети-ческой мысли. Становление концепции симулякра, связанной, прежде всего, с именем Жана Бодрийяра, проходило параллельно развитию теории деконструкции Жака Деррида. Однако язык и стиль первого нельзя назвать таким же «серьезным», изобилующим постструктуралистскими семиологическими категорями и терминами, как стиль школы деконструктивистов. Бодрийяр снискал себе «несколько двусмысленные титулы мага постмодернистской сцены, гуру постмодерна, Уолота Диснея современной метафизики, «меланхолического Ницше», подменившего сверхчеловека «смертью субъекта». […] Идеи Деррида и взгляды Бодрийара - теории разных уровней». Тем не менее, именно этот «поп-философский» язык, воспринимается как более характерный для постмодернистского литературного стиля, насыщенного сложной научной терминологией из различных областей знания.
Термином «симулякр» Жан Бодрийяр начинает оперировать в конце 70-х годов. Именно в этот период открывается постмодернистский этап его творчества. Однако ранние труды во многом подготовили переход на постмодернистские позиции. Они были посвящены «своего рода социологическому психоанализу мира вещей и общества потребления, не чуждому семиологии, структурализму и неомарксизму (большое влияние на Бодрийара оказали взгляды Ф. де Соссюра, Р. Барта, Г. Лукача, Г. Маркузе, А. Лефевра)».
Симулякр - это имитация несуществующего. «Симулировать значит делать вид, что имеешь то, чего нет на самом деле». В постмодернистской ситуации, где реальность превращается в модель, оппозиция между действительностью и знаками стирается и все превращается в симулякр. В пространстве тотальной симуляции не существует больше границ между реальным и воображаемым, реальность отныне переходит в ранг гиперреальности, характеризующейся господством чистых ирреферентных симулякров, прецессией моделей и заменой реального знаками реального. Характеризуя объекты, размещенные в пространстве симуляции как изолированные случайные знаки, философ отмечает, что отныне, с наступлением эры симуляции, эти знаки лишаются референтов. «В этом переходе в пространство, чье искривление не относится больше ни к реальному, ни к истине, эра симуляции открывается уничтожением всех референтов - хуже: их искусственным воскрешением в системах знаков… […] Речь не идет больше об имитации, ни о дублировании, ни даже о пародии. Речь идет о замене реального знаками реального, то есть об операции устрашения всего реального процесса его операционным дубликатом, метастабильной знаковой машиной, программатичной, безупречной, которая дарует все знаки реального и минует при этом все перипетии» . Отныне все, с чем мы сталкиваемся, подвергается бесконечным замещениям, ничто в этом гиперреальном универсуме больше не реально и является результатом предшествования модели, чистым знаком реального, лишенным собственного референта, все становится своим собственным чистым симулякром. В результате симулякр оказывается принципиально несоотносимым с реальностью напря-мую, если вообще соотносимым с чем-либо, кроме других симу-лякров. Именно этот мир, мир моделей и симулякров, пространство ирреферентных образов, называемое гиперреальностью, Жан Бодрийяр и описывает в книге «Симулякры и симуляция», вышедшей в 1981 году.
Наметив несколькими годами ранее стадиальную схему эволюции симулякров, Жан Бодрийяр предлагает лишь три ступени подобного развития: симулякры первого порядка, действующие на основе естественного закона ценности, симулякры второго порядка - на основе рыночного закона стоимости, и симулякры третьего порядка - на основе структурного закона ценности. И только позже, в работе «Прозрачность зла» автор концепции развивает схему и добавляет четвертую стадию эволюции симулякров - фрактальную, которая и соответствует «нынешнему» положению вещей и является «самой современной». Именно третья и четвертая стадии эволюции симулякров представляют наибольший интерес, поскольку являются теми ступенями, на которых начинается производство невещественных процессуальных симулякров, моральных симулякров. В книге «Симулякры и симуляция» описывается третья стадия развития симулякров, а также существенные отличия симулякров третьего порядка от симулякров предыдущей фазы. По словам философа, структурная стадия характеризуется, прежде всего, сменой реального на гиперреальное
, основой логики которого является так называемая прецессия
симулякров - предшествование симулякров или моделей реальным событиям. Согласно логике гиперреального, симулякры больше не являются отображением реально существующих объектов, отныне само реальное является вторичным по отношению к симулякрам, которые, в свою очередь, приобрели характеристику ирреферентности. «Именно следы реальности, а не карты продолжают существовать то здесь, то там, и не в пустыне Империи, а в нашей [пустыне]. Пустыне самого реального». Симуляция это уже не подделка оригинала, но и не чистая серийность, которой правит закон эквивалентностей, теперь все формы выводятся путем модулирования отличий. Модуляция составляет основу всего - смысл имеет только соотнесенность с моделью, и все теперь выводится из модели, из «референтного означающего». На смену рыночного закона ценности приходит структурный, так как основу симуляции составляет подстановка элементов, управляемая секретами кода.
Гиперпространство симуляции характеризуется цикличным повторением событий, которые, в свою очередь, образуются из орбитальной циркуляции моделей. В подобном цикле, по мнению Жана Бодрийяра, невозможна детерминированность или определение, которое, в силу своего распространения по всем направлениям, рождает почву для плюрализма и многочисленных, даже противоречивых интерпретаций.
Однако наиболее значимой характеристикой гиперреального пространства представляется его регулируемость генетическим или бинарным кодом. Причем для третьей стадии характерно повсеместное проникновение генетического кода, который присутствует в дискурсе, медиуме, но также и в каждом из нас. «В делах, аффектах, замыслах или удовольствиях каждый пытается реализовать свою собственную оптимальную программу. У каждого есть свой код, у каждого - своя формула. Но также и свой облик, свой образ. Может ли быть в таком случае что-то вроде генетической внешности?».
Таково новое положение вещей, которое Жан Бодрийяр называет новейшей операциональной конфигурацией, чьим метафизическим принципом и является бинарность или бинарный код. Таковым является генетический код, управляющий симулякрами третьего порядка; его особенность состоит в том, что он содержит всю информацию изначально; это элементарная генетическая матрица, в которой цель полагается в самом начале, она зафиксирована в коде, но не наличествует в итоге, потому что итога вообще нет. «…просто порядок целей уступает место игре молекул, а порядок означаемых — игре бесконечно малых означающих, вступающих только в случайные взаимоподстановки».
Поэтому симуляция, действующая на основе структурного закона ценности, и операциональна, что она оперирует уже зафиксированными в коде знаками. Отныне все, включая социальные отношения, (а, стало быть, и этико-онтологическая реальность) регулируется кодом. По словам Жана Бодрийяра, на стадии симуляции находит свое завершение длительный процесс, «когда один за другим умерли Бог, Че-ловек, Прогресс, сама История, уступив место коду, когда умерла трансцендентность, уступив место имманентности, соответствующей значительно более высокой стадии ошеломляющего манипулирова-ния общественными отношениями». Можно сказать, что и моральные ценности, начиная с этого периода, не только регулируются кодом, но и порождаются им, отныне это даже уже и не моральные ценности, а моральные симулякры . «В ходе бесконечного самовоспроизводства система ликвидиру-ет свой миф о первоначале и все те референциальные ценности, кото-рые она сама же выработала по мере своего развития».
Однако, по утверждению Жана Бодрийяра, с наступлением третьей фазы симуляции воспроизводиться может и само реальное, которое становится неотличимым от симулякров (вторичным по отношению к симулякрам). Исчезает различие между реальным и воображаемым, которое когда-то составляло «очарование» абстракции. Идеальное совпадение оригинала с его симулякром приводит к постепенному уничтожению всех референтов.
Божественные образы, иконы, возможно, есть не что иное, как ирреферентные божественные симулякры, или симулякры божества. «Но чем оно становится [божество], когда обнаруживается в иконах, когда множится в симулякрах? Остается ли оно высшей инстанцией, которая просто воплощается в образах видимой теологии? Или же оно исчезает в симулякрах, которые, единственные, раскрывают свою роскошь и мощь ослепления - видимый механизм икон, заменяющий чистую и сверхчувственную Идею Бога?». Главным свойством симуляции, по утверждению философа, является имитация несуществующего, в отличие от сокрытия чего-либо. «Скрывать значит делать вид, что не имеешь того, что есть на самом деле. Симулировать значит делать вид, что имеешь то, чего нет на самом деле. Одно отправляет к присутствию, другое - к отсутствию». Однако, по уточнению Бодрийяра, очень важно различать такие понятия, как, например, изображать болезнь и симулировать болезнь. «Тот, кто изображает болезнь, может просто лечь в постель и заставить поверить в то, что болен. Тот, кто симулирует болезнь, определяет в себе ее симптомы». Сущность симуляции заключается в том, что она, по выражению автора, ставит под сомнение отличие «настоящего» от «ложного», «реального» от «воображаемого». В то время как делать вид, изображать или скрывать не затрагивает сам принцип реальности: «различие всегда ясно, оно только замаскировано». Не имеет уже значения, болен на самом деле симулятор или нет, важно, что он производит «настоящие» симптомы. Объективно его нельзя посчитать ни больным, ни не-больным. Речь идет о «потерянном» принципе реальности, перед чем, по мысли самого философа, бессильны и медицина, и психология, и психоанализ. «Разумеется, врач-психиатр уверяет в том, что «для каждой формы умопомешательства есть особое место в последовательности симптомов, о которых симулятор не знает, и чье отсутствие не ввело бы в заблуждение психиатра». «Все это для того, чтобы, во что бы то ни стало, спасти принцип истинности и избежать вопроса, который задает симуляция - понять, что правда, референция, объективная причина перестали существовать». Сам дискурс отныне не может быть определен ни как ложный, ни как истинный. «Что может поделать психоанализ с раздвоением дискурса бессознательного в дискурсе симуляции?». Невозможным также становится различие между симптомами произведенными и аутентичными. «Если он так хорошо изображает сумасшедшего, значит, он таким и является».
Таким образом, проявления симуляции повсеместно затронули различные области человеческого существования, медицины, психоанализа, религии и другие.
Говоря о различии между симуляцией и репрезентацией, Жан Бодрийяр выводит, что последняя исходит, прежде всего, из принципа эквивалентности знака и реальности («даже если этот эквивалент утопичен, это фундаментальная аксиома»). Симуляция исходит, наоборот, из «утопии принципа равенства, она исходит из радикального отрицания знака как ценности, исходит из знака как возвращения к прежнему состоянию и уничтожения всякой референции». При этом происходит переход от «знаков, которые что-то скрывают, к знакам, которые скрывают, что нет ничего». Последние образуют эру симулякров и симуляции, где «нет больше Бога […], нет больше последнего Суда, чтобы отделить ложное от истинного, реальное от искусственного воскрешения, так как все уже мертво и заранее воскрешено».
С наступлением эры симуляции, преобразованием реальности в гиперреальность, появляется феномен так называемой ностальгии, «повышается» ценность изначальных мифов и знаков реальности, а также истины, объективности и аутентичности. Воскрешение фигуративного происходит там, где объект и субстанция подверглись ранее исчезновению. По выражению философа, начинается безудержное и безумное производство реального и референциального, которое по своим масштабам превосходит даже материальное производство. Определяя логику симулякров как не имеющую ничего общего с логикой фактов и разумным порядком, Бодрийяр утверждает, что один и тот же факт может быть образован случайным предшествованием ему нескольких моделей, так как сама симуляция характеризуется, прежде всего, и прецессией симулякров реальному, и прецессией моделей, предопределяющих реальный факт.
Последний в этом случае относится уже к событиям гиперреальным, которые, как говорит Жан Бодрийяр, больше не имеют ни содержания, ни собственных целей и бесконечно «преломляются одни другими (так же как исторические события: восстания, демонстрации, кризисы и т.д.)». Из чего следует, что подобные события лишаются действительной этической значимости, являясь симулякрами события.
Важную роль в формировании симулякров событий, оценочных реакций, этических ценностей, поведенческих актов с позиций морали играет медиум , в понятие которого философ вкладывает все разнообразие средств массовой информации. Этика неизбежно оказывается вовлечена в информационный процесс и связана с источниками и средствами информации, что является одним из условий ее социокультурного функционирования. «Особенно большое значение имеют средства информации, ибо они самым существенным образом влияют на структуру морального сознания и характер применения моральных норм и принципов». Базируясь на принципиально ином, по отношению к традиционной этике, типе информации, постмодернистская мораль основывается на информации, связанной, прежде всего, с медийными носителями. В свою очередь, подобная взаимосвязанность влияет на восприятие субъектом потока моральной информации.
Пользуясь латинским словом «медиум» (лат. medium - «по середине», «средний»), к которому восходит термин мессмедиа и само понятие СМИ, Жан Бодрийяр делает акцент таким образом на масштабности и характере функции всех типов средств массовой информации, а именно на функции посредничества и носителя информации, понимаемого как техническая производительная сила, порождающая симулякры. Сам язык, символическая система, превращается в медиум на уровне знака и рекламного дискурса. Повсюду массовая коммуникация определяется этой систематизацией на уровне технического медиума и кода, систематическим производством сообщений, истоком которых является не реальный мир, а сам медиум. В подобном контексте медиум выступает как транслятор нравственных ценностей, носитель моральной информации и средство формирования симулякров, моделью для которых выступают разнообразные феномены морали. С точки зрения производства симулякров наиболее грандиозной и масштабной предстает как раз медиатическая сфера, способная затронуть любые другие области, политическую, биологическую, медицинскую, психологическую и другие, и именно медиуму Бодрийяр уделяет значительное внимание в своей концепции симулякров. Важно еще и то, что информация масс-медиа больше не имеет ничего общего с «реальностью» фактов; «реальность» также уже протестирована. «Мы входим здесь в мир псевдо-события, псевдо-истории, псевдо-культуры […] Т.е. события, истории, культуры, идей, произведенных не живым опытом, противоречивым, реальным, а произведенных наподобие артефактов посредством элементов кода и технической манипуляции медиума. Предстоящее потреблению событие отфильтровывается, дробится, перерабатывается целым индустриальным конвейером производства».
«Повсюду можно наблюдать прецессию средств массовой информации в отношении террористического насилия. Именно это придает насилию специфически современную форму, гораздо более современную, нежели так называемые «объективные причины», которые мы стараемся ему приписать: ни политические, ни социальные, ни психологические причины несоизмеримы с этим событием». По мнению философа, такое событие как террористический акт представляет собой воспроизведенный медиумом знак, смысл которому придают сами СМИ, а также реципиент информации, моральная оценка которого является «следствием прецессии симулякров» или моральным симулякром. «Насилие потенциально существует в пустоте экрана благодаря дыре, которую он открывает в ментальное пространство». Что стало бы с событием террористического акта, если бы о нем никто ничего не узнал? Таким образом, можно сказать, что само реальное событие, реальный террористический акт не происходит, имеет место лишь симулякр события, являющийся следствием преднамеренного производства со стороны медиума. Речь идет об антиципации события, или о прецессии симулякров. «В своей основе насилие, как и терроризм, не событие, а скорее отсутствие события, принимающее форму взрыва, направленного внутрь
: взрывается политическая пустота (а не злоба той или иной группы людей), молчание истории (а не психологическое подавление индивидуумов), безразличие, безмолвие».
Однако постмодернистская ситуация далеко не исчерпывается условиями тотальной симуляции, к которой прибавляются замещение субъекта разнообразными безличными структурами, производство знаковых, а не материальных ценностей, смена познавательной парадигмы. В результате всего этого сама система ценностей неизбежно оказалась исчерпавшей себя, что обусловило потребность в новых этических основаниях и возрождении ценностных ориентиров. Подобная необходимость кроется в самой постмодернистской ситуации, вобравшей в себя изменившееся сознание, отношение к действительности, условия тотальной симуляции, и те технические причины, которые повлекли за собой такие масштабные модификации. Несомненно, что проект тотальной симуляции, помещающий человека в пространство виртуальных отношений, является тем переживаемым опытом, который разрушает традиционные нравственные категории. Поэтому большинство критиков постмодернистской ситуации уже говорят о необходимости возврата к истокам собственной ответственности. И если «после смерти Бога возвещается смерть человека», то человечеству необходимо искать этические основания в самом себе.
Печенкина О.А.
