Основные научные интересы Вавилова формировались в стенах Московского сельскохозяйственного института (ныне – РГАУ-МСХА имени К.А. Тимирязева). Время учебы и работы Н.И. Вавилова в этом ведущем аграрном высшем учебном заведении России тесно связано с именами блестящей плеяды исследователей и педагогов, внесших неоценимый вклад в развитие аграрных и биологических наук. Многие мировые достижения в этих областях берут начало в научных и прикладных работах коллектива Московского сельскохозяйственного института того периода. Для него были характерны открытость мировым научным достижениям, практическая направленность фундаментальных теоретических исследований, комплексность научных подходов, отношение к агросфере как к целостной системе, со своей историей и эволюцией, что приводило к необходимости исследований различных уровней организации этой системы.
Эти особенности в полной мере реализовались в научных работах Н.И. Вавилова, а также в его организационной деятельности, направленной на обеспечение практической реализации научных достижений. Мировое значение работ Н.И. Вавилова было и остается связанным с тем, что в своей научной жизни он реализовался так многогранно – как ученый-агроном, генетик, эволюционист, биолог и путешественник, растениевод, географ, создатель современных научных основ селекции, учения о мировых центрах происхождения культурных растений и разнообразия, их географическом распространении; как один из первых организаторов и руководителей биологической и аграрной науки СССР.
Один из самых ярких патриотов Тимирязевки академик Н.А. Майсурян определил жизнь Н.И. Вавилова такими словами: «Истинным подвигом Н.И. Вавилова-учёного были его выдающиеся научные исследования и созданные им теории. Подвигом путешественника были его научные экспедиции. Подвигом было его блестящее руководство крупнейшими научными учреждениями. Подвигом была его организаторская деятельность. Великим подвигом была вся его неповторимая жизнь, отданная беззаветному служению Родине… Николай Иванович был ярким проявлением народного гения, отражением неисчерпаемой силы своего народа, его прекрасных стремлений и его воли к победе, где бы эти стремления и воля ни проявлялись. Вавилов один из тех немногих на земном шаре людей, вокруг имени которых потомки слагают легенды».
Н.И. Вавилов впервые сформулировал основы целеустремленного поиска ценных для селекции комплексов, методы их сохранения и использования. Закон гомологичных рядов в наследственной изменчивости позволил разработать перспективную направленность селекционного процесса.
В 1906 году Николай окончил Московское коммерческое училище, затем сразу поступил в Московский сельскохозяйственный институт (бывшая Петровская земледельческая и лесная академия, ныне Российский государственный аграрный университет – МСХА имени К.А. Тимирязева).
Период 1906-1910 годов, когда в высшую школу значительно усилился приток студентов из широких народных масс, являлся, по словам А.Ф. Фортунатова, лучшим периодом в жизни старой Петровско-Разумовской школы и в его собственной педагогической деятельности.
В начале ХХ века, вплоть до 1917 года, в Петровско-Разумовском царила конструктивная, творческая атмосфера. Общие задачи, идеалы и цели сблизили преподавателей и передовую студенческую молодежь. Именно в этот период, с 1906 по 1917 гг., в Петровской академии учился и работал Николай Вавилов. Он говорил, что «это была пора, когда в академии было 300 студентов, знавших друг друга, когда вся академия от профессоров до студентов была большой дружной семьей. То была пора кружков любителей естествознания, общественной агрономии, дополнявших и без того прекрасную школу. Студент ловил идеи у профессуры и сам превращался в исследователя».
По словам академика Е.Ф. Лискуна, ученые этого периода составили самую блестящую эпоху деятельности академии, российской аграрной науки. «Это было блистательное поколение высокоодаренных профессионалов с широчайшим кругозором. Для них знание нескольких языков было естественным, знакомство с музыкой, литературой и театром – необходимым. Эти люди были специалистами высочайшей квалификации, преданными рыцарями научной аграрной истины».
С 1907 года Вавилов работал на селекционной станции института под руководством Д.Л. Рудзинского и С.И. Жегалова. Этих выдающихся генетиков-селекционеров, как и Д.Н. Прянишникова, Николай Иванович считал своими первыми учителями.
В начале октября 1912 года Николай Иванович прочитал лекцию на тему «Генетика и её отношение к агрономии». Это была, совершенно новая, никем ранее необсуждавшаяся, проблема, поставленная учителем и развитая учеником.
Лекции Вавилова этого периода ознаменовали начало российской генетики и истоки закона гомологических рядов изменчивости. Он первым в России и одним из первых в мире разработал четкую программу реализации достижений генетики для улучшения сортов культурных растений.
В 1913 году МСХИ командировал Вавилова для подготовки к профессорскому званию в ведущие исследовательские центры Англии, Франции и Германия. Николай Иванович сумел продуктивно использовать предоставленные ему возможности. Возвратившись в Россию осенью 1914 года, он с ещё большим рвением взялся за продолжение исследований по иммунитету, генетике и селекции на Селекционной станции при МСХИ. Одновременно с этим он продолжает выполнять свои педагогические обязанности на Голицынских высших женских сельскохозяйственных курсах. Постепенно, идя от растения к растению, от одного вида грибов к другому, он разработал физиологическую, как он назвал, генотипическую теорию растительного иммунитета.
Осенью 1914 года Н.И. Вавилов сдает магистерские экзамены, представив большую сводку по прививкам у растений. В этом же году он заканчивает капитальную работу «Иммунитет растений к инфекционным заболеваниям» и представляет ее в качестве диссертации. В результате этого исследования была установлена классификация видов иммунитета, вскрыты закономерности в распределении иммунитета у растений, а также его генетическая природа.
Н.И. Вавилов продолжал свою научно-исследовательскую и педагогическую работу, увеличивая масштабы изучения зерновых культур, особенно пшеницы.
В 1916 году в русских войсках, ведущих наступление на Турцию и занявших значительную территорию на северо-востоке Ирана, возникали частые заболевания, сходные с опьянением. Н.И. Вавилова, молодого профессора, недавнего выпускника, посылают в действующую армию. Он разобрался в причинах этого явления и поставил диагноз: причина «пьяной болезни» - ядовитый плевел, которым засорены пшеничные поля Северного Ирана. Спасены жизни солдат. Это было первым крупным путешествием Н.И. Вавилова в Азию для изучения культурных растений, которое охватило территорию Северного Ирана, прилегающие к Ирану территории России и Памира. Оно кардинально изменило его взгляды, заставив задуматься о местах локализации – центрах происхождения.
Впервые перед исследователем встала по-новому проблема происхождения ржи из сорняков, засорявших древнюю и первичную культуру пшеницы. Посещение курдских деревень связало в единое целое всю концепцию, которая затем, по возвращении Н.И. Вавилова, была доложена им в декабре 1916 года в Российском ботаническом обществе, встретив сочувственное отношение аудитории и особенно знатока культурных растений профессора Р.Э. Регеля.
По возвращению в Россию Н.И. Вавилов продолжаем исследования иммунитета растений. Поражает огромный охват культур, привлеченных им для изучения этого сложного явления: только хлебные злаки были представлены 650 сортами пшеницы и 350 сортами овса, а, кроме того, еще бобовые, огородные культуры, лен и др. Наряду с описанием поражаемости различных сортов проводился гибридологический анализ иммунных и поражаемых сортов, выявлялись их анатомические и физиологические особенности. Результаты этих разносторонних исследований с широким использованием эксперимента были обобщены в монографии «Иммунитет растений к инфекционным заболеваниям» (1919).
Выражение «эволюция, управляемая человеком» введено в научную лексику Николаем Вавиловым. Естественный отбор, по Чарльзу Дарвину, может вести к тем же самым результатам, что и творческая, созидательная деятельность. Мысль Н.И. Вавилова идет в обратном направлении – от естественного к искусственному. Человек берет на себя ответственность за судьбу эволюции.
Н.И. Вавилов одним из первых осознал, что законы Г.Менделя, теория чистых линий В.Иоганнсена, мутационная теория, разработанная С.И. Коржинским и Г. де Фризом, хромосомная теория Т.Моргана и его сотрудников являются теоретической основой практической селекции.
Н.И. Вавилов приходит к заключению, что селекция постепенно из искусства превращается в производство, в ремесло. Придавая огромное значение трудам Ч Дарвина, Вавилов делает вывод: «Для научной селекции эволюционное учение Дарвина стало первоосновой».
С точки зрения приложения законов генетики к практической селекции исключительным вкладом Н.И. Вавилова являются работы, которые, в сущности, представляют собой научные основы селекции.
Необходимо подчеркнуть значимость работы Н.И. Вавилова по мобилизации растительных ресурсов мира. Сейчас этой работе придается громадное значение в России и в других странах. Из исследований Н.И. Вавилова выросла целая научная область, связанная с необходимостью мобилизации мировых генетических ресурсов растений.
Богатое теоретическое наследие Н.И. Вавилова и большой опыт организатора сельскохозяйственной науки не теряют своей актуальности и практической значимости и в наши дни. Они составляют сокровищницу национального достояния, разумное использование которого способствует успешному решению современных проблем аграрной науки и сельскохозяйственного производства. Он был создателем и руководителем крупнейших научных центров страны – институтов растениеводства и генетики АН СССР. Много сделал Н.И. Вавилов для организации и развития научных исследований в крупнейших земледельческих регионах страны. Его деятельность была направлена на разработку проблем освоения новых земель на севере, востоке, на развитие субтропического и горного земледелия, налаживание семеноводческого дела, введение в культуру новых видов растений.
Идея создания в России генетического фонда растительности планеты сделалась становой идеей его жизни. Она превратила его – агронома, ботаника, генетика – ещё и в историка, лингвиста, крупнейшего географа-путешественника.
В 1926 году по его инициативе и при поддержке и участии председателя ЦИК Абхазии Н.А. Лакоба, было создано Сухумское отделение Всесоюзного института растениеводства, директором которого был Н.И. Вавилов. Впоследствии это отделение было переименовано в 1927 году во Всесоюзный интродукционный питомник субтропических культур ВИРа. Выбор места именно в Абхазии Н.И. Вавилов определил потому, что климат и почвы здесь наиболее типичны для всей зоны влажных субтропиков Черноморского побережья Кавказа и являются единственными классическими субтропиками в СССР.
Благоприятные условия Черноморского побережья Кавказа дали возможность ввести в культуру много субтропических растений из Китая, Японии, Средиземноморья, Австралии и Америки, где климатические условия по некоторым показателям близки к нашим. Эти растения не только хорошо растут, плодоносят, но подчас дают и обильный самосев, что говорит о высокой степени приспособляемости видов, форм и сортов в новых для них условиях обитания.
Н.И. Вавилов сыграл выдающуюся роль в том, что за сравнительно короткий срок в России была создана совершенно новая отрасль растениеводства – субтропическое сельское хозяйство. Свою вторую родину нашли в Абхазии представители субтропической флоры: из Юго-Восточной Азии – чайное растение, цитрусовые культуры, бамбуки, некоторые виды и роды подсемейства Aurantioideae, камфорный и ложнокамфорный лавры, лаковое дерево, криптомерия японская, китайская веерная пальма; из Средиземноморья – олеандр, дуб каменный, дуб пробковый, сосна приморская, сосна итальянская, хамеропс низкий; из Австралии – много видов из рода Eucaliptus, акация серебристая; из Америки – фейхоа, пальмы – юбея величественная, виды буции, сабаль, вашингтония, эритея вооруженная, а также кария, секвойя вечнозеленая, кипарис крупноплодный и др.
Интродукция осуществлялась путем обширных корреспондентских связей Сухумской опытной станции ВИРа с зарубежными странами, а также благодаря многочисленным экспедициям в тропические и субтропические страны земного шара. По инициативе и под руководством Н.И. Вавилова в 1927-1934 годах состоялись экспедиции в Мексику, Японию, Индию, Египет, Палестину, Алжир и другие страны.
Обширный материал, привезенный из этих экспедиций, подробно изучался с целью его практической пригодности, ценности и последующего биологического исследования. Н.И. Вавиловым была поставлена задача дальнейшего сортоиспытания и выделения для хозяйственного использования и селекционных целей всего наиболее ценного из изучавшихся интродуцированных растений. Собранные Сухумской опытной станции ВИРа растительные богатства по многочисленным культурам дали начало целому ряду новых научно-исследовательских организаций и совхозов.
Сегодня в Научно-исследовательском институте сельского хозяйства Академии наук Абхазии, который успешно продолжает научно-изыскательские исследования и традиции, заложенные великим ученым – академиком Н.И. Вавиловым, создана уникальная коллекция, состоящая из 3200 образцов, в том числе 1004 цитрусовых, 1507 плодовых и 680 технических культур.
Вавилов часто бывал в Абхазии и весьма интересовался плодотворной деятельностью Сухумской опытной станции ВИРа, ставшей признанным центром аграрной науки, интересовался ростом его ученых, совершенствованием тематики научно-исследовательских работ, состоянием материально-технической базы.
Николай Иванович, в частности, обращал внимание на проблему изучения традиционной культуры абхазского народа, подчеркивая, что она интересна своей оригинальностью, самобытностью и во многих отношениях поучительна.
В Абхазии высоко ценят многогранную научную и организаторскую деятельность Н.И. Вавилова и стараются продолжать дело, начатое великим ученым. В последние годы в Республике заложены сотни гектаров плодовых садов и питомников, планируется строительство плодохранилищ.
В.М. Баутин, академик РАН, почетный иностранный член Академии наук Абхазии, доктор экономических наук, профессор РГАУ-МСХА имени К.А. Тимирязева
Л.Я.Айба, академик Академии наук Абхазии, иностранный член РАН, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, ген.директор Научно-исследовательского института сельского хозяйства Академии наук Абхазии.
В целом, непонятно, с первого взгляда, зачем продолжаются нападки на Лысенко и Мичурина. Ну Лысенко еще можно как-то за уши притянуть - сын крестьянина, всем обязан Советской власти, первый директор первого советского Института генетики, сессия ВАСХНИЛ, опять же. Тут еще понятно - ни французскими булками похрустеть, в смысле блаародного происхождения, ни о жертве репрессий поплакать. Вот и приходится натягивать на него маскарадный костюм "сталинского сатрапа от науки". Хотя никаких доказательств сатрапства отыскать не удилось, как ни старались. Лысенко все равно выходит человеком, всю жизнь интересовавшимся только наукой, как академической, так и прикладной.
Но Мичурин вообще безобидный, жил себе в маленьком городишке Тамбовской области, разводил сады-огороды, политикой не интересовался. К тому же, происхождение и биография вполне булко-хрустабельное - сын священника, учился и сформировался как ученый задолго до революции.Но почему-то вызывает такое же лютое неприятие, как и Лысенко.
И еще интересная статья: Н.Л.Кременцов "Американская помощь в советской генетике", как наши интриганы умудрились и американцев втянуть в свои разборки. И, собственно, что подразумевалось под "низкопоклонством перед Западом" в послевоенные годы.
Но это все дела давно минувшие, для современной науки имеющие такое же значение, как научная борьба Коперника или Галилея. Но почему-то Мичурин и Лысенко и сейчас кому-то покоя не дают.
Для широкой публики придумали объяснение, что "Лысенко, опираясь на идеи Мичурина, боролся с генетикой". Что является чудовищным абсурдом, поскольку Лысенко и был советским генетиком №1. А советская генетика в 1930-40-е годы пользовалась заслуженным международным авторитетом, многие западные (американские) генетики годами работали в советских лабораториях. Так что получается Лысенко, будучи одним из ведущих генетиков в мире, одновременно боролся с генетикой.
Для шизофренической либерастической пропаганды сойдет, но для нормальных людей получается дикость.
А все дело в том, что пропагандисты подменили термины. Во времена Лысенко борьба шла не между генетиками и антигенетиками, а между морганистами и агробиологами.
Морганисты - это была группа людей, "хотевших странного" и отстаивавшие, с точки зрения современной, какие-то сказочно нелепые идеи.
Ну к примеру, вначале они говорили, что наследственность организма определяется некоей "зародышевой плазмой", вечной и неизменной. Плазма сия, мало того, что существовала предвечно и оставалась неизменной на протяжении миллионов лет, еще и содержится только в половых клетках. Весь остальной организм, "сома", это не более, чем оболочка для зародышевой плазмы. Причем оболочка инертная и не обладающая никакой собственной наследственностью. А тупо воспринимающей влияние зародышевой плазмы. При этом зародышевая плазма никак не зависит от внешней среды, а если и мутирует, то только подчиняясь собственным, внутренним хотелкам.
Потом, в начале 20 века, когда опытным путем выяснили, что половые клетки могут изменяться под воздействием радиации и химических веществ, морганисты на ходу переобулись и сказали, что да, зародышевая плазма может мутировать, но все равно все в организме подчинено некоему загадочному "гену", который находится в протоплазме только половых клеток, но где именно и как сей "ген" выглядит, неизвестно.
В 1920-е годы микроскопы стали более совершенными и генетики разглядели строение клеточного ядра и увидели хромосомы. Морганисты тут же заявили, что загадочный "ген" содержится в хромосомах. Что это некая специальная, невидимая часть хромосом. Но по-прежнему настаивали, что за наследственность отвечают только половые клетки.
Потом, уже в 1950-е годы, была открыта двойная спираль ДНК и доказано, что ДНК содержится во всех клетках и везде происходит ее репликация - считывание и воспроизведение генетической информации.
Понятно, что морганисты немедленно заявили, что они всегда именно это и имели в виду. Но продолжали стойко держаться двух своих последних бастионов - что наследственная информация содержится только в клеточном ядре и что приобретенные признаки не наследуются.
Ну в 1960-е годы, естественно, было открыто, что наследственная информация содержится не только в ядре, но и в митохондриях, в эндоплазматической сети и в других внутриклеточных структурах. В 1983 году американские генетики даже получили за это открытие Нобелевку.
В 1980-90-е было надежно доказано наследование приобретенных признаков у растений. Сейчас уже собраны доказательства наследования приобретенных признаков у насекомых, у птиц. Не знаю, оформлены эти данные как-то официально-теоретически, или нет. Но это неважно, потому что сейчас не об этом.
Лысенко, Мичурин и ГМО. 2.
Оригинал взят у lopuhsurepkin в Лысенко, Мичурин и ГМО. 2.
Самое смешное, что Лысенко еще в начале 1930-х доказывал морганистам, что хромосомы это материальные носители наследственности. А морганисты сопротивлялись, не верили. Так же долго они сопротивлялись и идее о том, что наследственная информация может меняться под влиянием окружающей среды.
Морганисты упорно утверждали, что наследственная информация вечна и неизменна. Ну здесь хоть понятна идеологическая подоплека. Тогда в мире, и в Советском Союзе, в том числе, еще были сильны позиции евгеники. Условно говоря, деления человечества на сорта и породы. Только на Западе с помощью евгеники обосновывали деление людей на классы. А советские евгенисты хотели работать над выведением новых людей. Разрабатывали проекты человеководческих ферм для клонирования самых ценных экземпляров человеческой породы.
В СССР правительство вовремя спохватилось и остановило бурную активность "человеководов". Некоторых, например, главного "человековода" Кольцова, пришлось даже репрессировать.
На Западе, после евгенических экспериментов в гитлеровской Германии, евгеника тоже временно стушевалась и отошла в тень.
Теория об изменении врожденных качеств под влиянием внешней среды, кроме всего прочего, прекрасно укладывалась в антропологический оптимизм большевиков. "Человек хорош, это жизнь плоха, измените жизнь к лучшему и человек улучшится". Всевозможные идеи перевоспитания преступников, рассматривавшие преступления как родимые пятна капитализма также прекрасно подтверждались данными агробиологии. Если, изменяя внешние условия, можно переделывать-перевоспитывать растения, то, наверное, можно перевоспитать и людей, если сделать условия их жизни более человечными?
История показала, что все не так просто, человеческая природа не так легко поддается переделке. Но, в общем, эти идеологические споры не объясняют, почему так лютуют в наше-то время вокруг Мичурина и Лысенко?
Возможно, это очередная попытка замылить приоритет советской науки? Тоже не получается. Ну да, американцы и англичане в 1960-80-е годы наполучали Нобелевок за "открытия", которые Мичурин с Лысенко предвидели за 30-50 лет. Но, во-первых, западные ученые пришли к этим открытиям самостоятельно. Во-вторых, даже если все они тайно, по ночам, перечитывали "Агробиологию", все равно они проделали огромную работу и все равно инструментальное подтверждение эмпирических идей заслуживает отдельной награды. В-третьих, несколько Нобелевок это слишком мелко, чтобы быть причиной для такого долгого и бурного кипения страстей вокруг мичуринской биологии.
Лысенко, Мичурин и ГМО. 3.
Оригинал взят у lopuhsurepkin в Лысенко, Мичурин и ГМО. 3.
И тут вспоминаются три волшебные буквы - ГМО. Мне кажется, в этом все дело. Мичурин и Лысенко, путем многолетней работы создали надежные и простые методы выведения новых и улучшения существующих сортов растений. Доступных каждому колхознику или фермеру.
Недаром при Сталине повсюду, чуть не в каждом колхозе, при каждой школе создавались опытные делянки, лаборатории, развивалось юннатское движение, колхозников побуждали заниматься селекцией. Доказывали, что самостоятельная работа по улучшению природы доступна каждому.
А что сейчас? Работы по селекции превратились в очень дорогостоящее занятие для избранных стран. Ведутся в нескольких закрытых лабораториях, под покровом коммерческой тайны. Методами, далекими от простых и естественных приемов мичуринцев. Полученные результаты посредством патентов тут же делаются собственностью ТНК. Фермеров вынуждают покупать семена только у этих ТНК. Причем новый посевной материал надо покупать постоянно. Все это дает многомиллиардные прибыли. Безусловно, Мичурин и Лысенко со своими методами это худшие враги Монсанто и других гигантов по производству ГМО.
Здесь еще надо вспомнить добрым словом Вавилова. Он вовсе не был генетиком, как пытается внушить пропаганда. Вавилов заведовал отделом прикладной ботаники. И совершил научный подвиг, собрав по всему миру самую полную коллекцию семян. Ту самую, которую ученые сохранили в блокадном Ленинграде, умирая от голода. В 90-е американцы вели переговоры о покупке этой коллекции. Не знаю, продали ее или нет. Если нет, то эта коллекция - единственное спасение России от всемогущих ТНК. Потому что сейчас все оригинальные сорта сельскохозяйственных растений запатентованы и находятся в собственности ТНК. А вавиловская коллекция - это неисчерпаемый источник наших собственных сортов, которые мы можем сеять когда и как хотим, ничего не покупая за бешеные деньги и не дожидаясь милостей от всяких Монсанто.
Ничто так не поучительно, как заблуждение гения.
Академик П. Л. Капица
Всякий, кому сегодня не менее сорока пяти лет, помнит время, когда каждый разговор об успехах советской сельскохозяйственной и биологической науки начинался и кончался здравицей в честь Ивана Владимировича Мичурина и Трофима Денисовича Лысенко. Из одной газеты в другую кочевали такие словосочетания, как "передовая мичуринская биология", "указания академика Лысенко", "мичуринский дарвинизм", "Мы не можем ждать милостей от природы..." и т. д.
Людям более старшего поколения памятно и то, как в конце 30-х годов родились словечки "мичуринец" и "антимичуринец". Терминология эта, поначалу не очень понятная широкой публике, очень скоро вышла за пределы специальных изданий и научных аудиторий. Школьные учителя на уроках биологии, лекторы-популяризаторы, журналисты на страницах прессы быстро растолковали непосвященным, что термин "мичуринец" к термину "антимичуринец" относится так же, как белое относится к черному, рай к аду, мед к дегтю.
С годами термины "мичуринский", "мичуринец" приобретали все более политический смысл. В конце тридцатых, в начале сороковых годов слова эти означали уже не только "научно состоятельный" и "сторонник верного направления в биологии", но также и "политически лояльный". Мичуринизм стал государственным взглядом на биологическую науку и сельское хозяйство, а всякое опровержение или сомнение в доктрине садовода Мичурина рассматривалось как политическая провокация. Одним из первых антимичуринцев, то есть противников покойного Ивана Владимировича Мичурина, был объявлен в середине 30-х годов Н. И. Вавилов. Так ли это? Мог ли его друг превратиться во врага?
Впервые Николай Иванович встретился с Иваном Владимировичем в сентябре 1920 года. В Воронеже только что закончился Всероссийский съезд по прикладной ботанике. Организатор съезда воронежский профессор Сократ Константинович Чаянов (впоследствии один из организаторов советской сельскохозяйственной науки) предложил гостям навестить плодовый питомник в недалеко расположенном городке Козлове.
Энтузиазма это предложение не встретило: время было неспокойное, голодное, делегаты стремились поскорее добраться до родных домов. Но Чаянов настоял на своем, и специальный железнодорожный вагон доставил агрономов из губернского города Воронежа в уездный Козлов. Делегаты съезда не пожалели о поездке: сад Мичурина, его опыты всех заинтересовали.
Но условия, в которых трудился талантливый садовод, заставили даже привычных к спартанской скромности провинциальных опытников развести руками. "Мы вспоминаем убогую обстановку станции в начале революции, убогую избушку, в которой жил и работал один из самых замечательных плодоводов нашего времени. В запущенном саду приходилось с трудом разыскивать замечательные гибриды. Не было рук, чтобы привести сад в порядок", - писал впоследствии один из участников поездки. Автором этих строк был Н.И. Вавилов.
В том году, когда тридцатитрехлетний профессор Н.И. Вавилов впервые навестил Козлов, Ивану Мичурину было уже шестьдесят пять. Большая часть жизни осталась позади, жизни тяжелой, одинокой, нищенской. В России о его опытах, поисках, сортах знали единицы. Даже Тимирязев, написавший превосходный очерк об американце Бербанке, ничего не слышал о русском Бербанке. В первые годы революции Иван Владимирович особенно нуждался в помощи.
Сад стоял без изгороди, не было рабочих. Да что рабочих! У плодовода-новатора не было даже средств на то, чтобы прокормить семью. "Каждый из нас по окончании рабочих часов садится поставить ту или иную заплату на башмак, сапог или одежду, а затем нужно еще заработать что-либо на стороне на содержание семьи, так как получаемого жалования не хватает на десятую долю расходов..." - писал Мичурин профессору Чаянову 25 сентября 1922 года. Садовод не упомянул при этом, что, изыскивая средства к существованию, вынужден паять прохудившиеся ведра и принимать в починку пишущие машинки.
Именно в эту тяжелую для Ивана Владимировича пору на помощь пришел Н.И. Вавилов. Еще в первый свой приезд он познакомился с идеями козловского самоучки и понял, что перед ним талантливый и пытливый искатель.
По документам и письмам начала 20-х годов прослеживаются отношения двух растениеводов, по которым совершенно ясно видна цель профессора Вавилова: открыв для себя Мичурина, Вавилов стремится как можно шире распространить известность провинциального садовода. Это очень по-вавиловски: полюбившиеся ему чужие исследования Николай Иванович популяризует даже охотнее, чем свои собственные.
Между ленинградским институтом в котором уже работал Вавилов и плодовым питомником в Козлове идет оживленная переписка и обмен растениями. Николай Иванович составляет перечень всего опубликованного Мичуриным. Он просит садовода написать для журнала итоговую статью и принимает эту статью к печати [см. на сайте] . Вавилов направляет в Козлов известного плодовода В. В. Пашкевича опять-таки для того, чтобы тот описал научную деятельность Мичурина.
Но Вавилову и этого мало. Мичурин бедствует, необходимо помочь ему практически, немедленно. В начале 1922 года Николай Иванович выступил на Всероссийском совещании по опытному делу с речью, в которой призвал Наркомзем РСФСР как можно скорее поддержать питомник Мичурина.
В Народный комиссариат земледелия отправлено письмо: повод самый уважительный - надо отметить сорок пять лет научной деятельности выдающегося русского селекционера. Послав письмо, Николай Иванович следом сам едет в Москву "проталкивать" свой меморандум. И вот, наконец, хлопоты завершены. Девятого октября 1922 года коллегия Наркомзема принимает решение:
"1. Выдать И. В. Мичурину особый акт, во-первых, с указанием его государственных заслуг, выразившихся в многолетней работе по выведению ряда ценных сортов плодовых растений... во-вторых, пожизненно закрепляющий за ним земельный участок, на котором расположен его сад.
2. Выделить И. В. Мичурину - 500.000 рублей дензнаками 1922 года в его личное безотчетное распоряжение...
3. Поручить Редакционно-издательскому отделу НКЗ собрать и издать все труды Мичурина с его биографией и портретом под общей редакцией профессора Н. И. Вавилова..."
Это постановление сыграло важнейшую роль в жизни Ивана Владимировича. Дом и сад его были освобождены от налогов, нужда отступила, а через год он был назначен директором значительно расширенного питомника имени Мичурина. Еще год спустя вышла его первая книга.
Во вступлении Иван Владимирович писал, что сводка работ его за сорок шесть лет смогла увидеть свет только благодаря усилиям профессора Н. И. Вавилова. Перу Вавилова принадлежит и тепло написанное предисловие. Незадолго перед тем Николай Иванович вернулся из США, где, между прочим, навестил садовода Бербанка.
Свое предисловие построил он на сравнении труда двух умельцев-самоучек: "Условия труда русского оригинатора неизмеримо труднее, но много поразительно сходного в духовном облике того и другого.
Оба более сорока лет трудятся над общим делом. Оба пришли к тому, что пути достижений в создании новых пород, пути улучшения современных сортов растений лежат в широком привлечении со всех концов земли растительных форм, в широком применении скрещивания их между собой, в скрещивании диких форм с культурными... Как тот, так и другой на склоне лет, после полувекового упорного труда продолжают быть искателями, дерзающими идти вперед".
Параллель между русским и американским плодоводом подчеркивал Николай Иванович несколько раз и позже. В январе 1929 года по его предложению в Козлов была послана телеграмма: "Первый Всесоюзный съезд по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству приветствует советского Бербанка, творца новых форм, полезных для человека, и желает новых сил и здоровья в Вашей ценной для Союза работе". По постановлению съезда телеграмму составил и подписал Вавилов.
А как относился к своему доброжелателю Иван Владимирович Мичурин?
Агроном П. С. Лебедева, близкий друг Мичурина, пишет: "Впервые я услыхала о Николае Ивановиче из уст И.В. Мичурина... Н.И. Вавилов организовал чествование Ивана Владимировича по поводу пятидесятилетия его работы. Я приехала к И. В. после юбилея, и он в первых же словах начал меня укорять: "Что же ты не приехала на юбилей вовремя, ведь у меня был Николай Иванович Вавилов. Ты знаешь, какой это человек: умница, большой ученый, прекрасной души. Ведь он мою работу выдвигает, так помогает в расширении наших работ. Он так поддерживает нас. Как он любит все новое! Вот где ты его теперь увидишь?!"
Молодому А. Н. Бахареву, будущему своему секретарю и другу, Мичурин в начале 1925 года рассказывал: "Вавилов - выдающийся деятель науки, светлая голова... Путешествует по всему свету и собирает нужные нам растения... И ведь что удивительно, владеет чуть ли не дюжиной языков... Ну и прямо скажу, сочувственно относится к нашему делу".
Через несколько лет, в июне 1932 года, Бахарев оказался свидетелем встречи, которую он подробно описал:
"...К дощатой, почерневшей от времени беседке, возле которой остановился Мичурин, подошла группа мужчин. Гость оказался не один. С ним были вице-президент академии Александр Степанович Бондаренко и директор Сельхозгиза... Николай Иванович взял с собой сына Олега, мальчика лет двенадцати, в пионерском галстуке, в кепи, с фотографическим аппаратом...
Иван Владимирович и Николай Иванович, тепло улыбаясь, с радостными восклицаниями пожимали друг другу руки как старые добрые друзья... Иван Владимирович пригласил гостей на скамью, находившуюся в прохладной тени мощных кустов японской сирени... Я мыслил встретить в Вавилове сухого, чопорного, недоступного ученого. Но Николай Иванович, которого я видел впервые, удивил меня своим на редкость гармоничным сочетанием прекрасных манер и простоты в обращении, что как-то сразу располагало к нему и создавало атмосферу теплоты и сердечности.
Весь остаток дня мы сопровождали Мичурина и гостей по всем уголкам живой "зеленой лаборатории"... Показал Иван Владимирович президенту и свои сорта винограда, и абрикоса, и миндаля - этих южан, прекрасно акклиматизировавшихся под холодным небом Тамбовщины...
Николай Иванович взял плодик вишни, выдавил каплю сока и, посмотрев на нее перед лучом солнца, воскликнул:
Рубин! Истинный рубин... - дегустируя с восторгом плоды этой вишни, Николай Иванович теплым взором окинул Ивана Владимировича и потом озабоченно заговорил:
Если бы мы могли выполнять заказы народного хозяйства на выведение нужных сортов всех сельскохозяйственных растений, как это делаете вы, Иван Владимирович, мы в одно десятилетие оставили бы далеко позади селекционеров Западной Европы и Соединенных Штатов Америки. Размножайте эту вишню как можно скорее и как можно больше...
С экспериментальной базы Научно-исследовательского института в Селекционно-генетическую станцию имени И. В. Мичурина мне пришлось ехать в старомодной обширной и спокойной коляске с Николаем Ивановичем и его сыном Олегом. По дороге Николай Иванович расспрашивал меня о здоровье Ивана Владимировича, о его бытовых нуждах и просил в затруднительных случаях обращаться прямо к нему.
К вечеру второго дня пребывания в Козлове Николай Иванович перед возвращением в Москву снова посетил Ивана Владимировича... Иван Владимирович принял гостей в своей рабочей комнате.
Все, что я видел в молодых садах, питомниках, экспериментальных участках, в лабораториях, в музее радует тем, что мудрый прогноз Ленина о громадном государственном значении ваших работ, Иван Владимирович, сбывается..." - сказал Вавилов. И, как всегда, когда хотел показать ценность какого-то учреждения, добавил, что Козлов "станет Меккой для селекционеров всего мира".
Сохранилось немало и других свидетельств о дружбе двух растениеводов. По просьбе Вавилова американские семенные фирмы посылали Мичурину нужные ему семена и посадочный материал. В библиотеке Ботанического института АН СССР в Ленинграде находился экземпляр второго тома мичуринских "Итогов полувековых работ" где на титульном листе характерным почерком Ивана Владимировича выведено: "Многоуважаемому президенту Академии сельскохозяйственных наук СССР академику Николаю Ивановичу Вавилову на добрую память от автора - И. В. Мичурина. 8 апреля 1933 года".
Последний раз Вавилов приехал в Мичуринск в сентябре 1934 года. Город вместе со всей страной праздновал шестидесятилетие научной деятельности знаменитого плодовода. Медь оркестров, галстуки пионеров, яркие костюмы гостей с Украины, Кавказа и из Средней Азии сливались с золотом и багрянцем плодоносных садов. Вечером 20 сентября в городском театре состоялось чествование великого садовода.
Первое слово от имени двух академий произнес Вавилов: "Академия наук и мы, научные работники, все мы гордимся иметь в своей среде Ивана Владимировича Мичурина. Его подвиг показывает, как надо жить и как надо работать".
Слова о том, что Мичурин достоин быть в среде членов Академии наук СССР, не случайно прозвучали в тот день. Через несколько месяцев, первого июня 1935 года, в протоколе общего собрания Академии наук СССР появилась запись: "Непременный секретарь доложил заявление двенадцати действительных членов Академии наук об избрании в почетные члены И. В. Мичурина". Первым подписал заявление Вавилов. Он же составил его текст. Вечером того же дня состоялось тайное баллотирование кандидатуры нового академика. Мичурин был избран почетным членом АН СССР сорока голосами. Против голосовало четыре человека.
Неделю спустя, 7 июня 1935 года, Мичурина не стало. Все газеты страны опубликовали траурное сообщение. На следующий день в "Правде" вышла статья Вавилова. Называлась она кратко - "Подвиг". Крупнейший биолог-теоретик Советского Союза не только высочайшим образом оценил подвиг Мичурина-практика, но и воздал должное мичуринскому теоретическому наследию. "Его труд проникнут материалистической философией, и многие положения его совершенно оригинальны. Во всех своих трудах Мичурин зовет к самостоятельности, к творческой работе".
Такова правда об отношениях между Вавиловым и Мичуриным. Но нашлись люди, которые заявили тем не менее, что хотя Николай Иванович и не был личным врагом Ивана Владимировича, но он противник, враг теоретических принципов Мичуринской селекции.
Обращаясь к молодежи, восьмидесятилетний старец, призванный мастер селекции Иван Мичурин, призывал молодых исследователей спорить с ним, а если у оппонентов есть свои собственные проверенные наблюдения, то, не стесняясь, опровергать его, Мичурина, взгляды. В этих словах весь Иван Владимирович - человек труда, собственными руками добывающий факты науки, с достоинством и симпатией глядящий навстречу новому поколению.
Спорить с учителями - великая традиция науки. Физиолог Клод Бернар оспаривал теории горячо любимого своего руководителя Мажанди, хирург Николай Пирогов опровергал своих предшественников в хирургии, Леон Орбели далеко не во всем соглашался с великим Павловым.
Старая академическая формула "просят возражать", которой пользуются в научных журналах для того, чтобы разжечь дискуссию, могла бы послужить эпиграфом к истории любой науки. Можно даже утверждать, что только в противоборстве с прежде установленными истинами и развивалось от века в век человеческое знание. Больше того. Именно несогласные, упрямцы, готовые подвергнуть проверке любой тезис предшественников, достигали в науке значимого.
Вавилов был одним из упрямцев. В книге английского естествоиспытателя Р. Грегори, которую он отредактировал и снабдил предисловием, приведены слова: "Прогресс заключается в поправках, вносимых в предыдущие исследования. Вот почему так важна для прогресса науки критика".
Чувство критики не покидало Николая Ивановича при общении с самыми знаменитыми исследователями. Обучаясь в Англии, он высказывал свое несогласие с Дарвином, исписывая обложки и поля книги великого биолога весьма резкими замечаниями. Даже любимый учитель Вавилова Вильям Бэтсон не избег нелицеприятной критики дотошного ученика. По поводу одной из последних бэтсоновских статей Вавилов со всей откровенностью заявил: "Мистер Бэтсон, как говорят в Туркестане, "кончает базар" и уже потерял то свойство, которое особенно нужно в научной работе - "жизненную подвижность"...
В научных спорах Вавилов на лица не взирал. Его принцип на этот счет, очевидно, состоял в том, что научный анализ, научная проверка должны быть тем строже, чем крупнее открытие. Открытия селекционера Мичурина относились к весьма значительным. И Николай Иванович несколько раз давал требовательный и доброжелательный анализ творчеству садовода.
Вавилов проследил три последовательных этапа, которые прошел Мичурин от первых неудачных экспериментов до полной победы своего метода. После того как длительная акклиматизация южных сортов не оправдала себя, Иван Владимирович обратился к отбору сеянцев, взращенных из семян лучших, опять-таки, южных сортов. Снова неудача. Только после этого он понял, что продвинуть плодоводство на север нельзя без скрещивания южан с северянами и без дальнейшего жесткого отбора.
Крупнейшая заслуга Мичурина, по мнению Вавилова, состояла в том, "что он, как никто в нашей стране, первым выдвинул идею отдаленной гибридизации, смелой переделки видов растении путем скрещивания их с другими видами и научно и практически доказал правильность этого пути". Именно по этому мичуринскому направлению развивалось и развивается современное плодоводство. Именно этим путем И. В. Мичурин вывел около 350 различных сортов яблонь, груш, слив, абрикосов, персиков, винограда.
Вторая идея, которую так же очень высоко оценил у Мичурина Вавилов, была идея "широкой мобилизации сортового материала для скрещивания". В маленьком Козлове, раньше чем в самых блистательных питомниках мира, начали использовать для улучшения местных сортов дикорастущие, холодостойкие и болезнеустойчивые формы плодовых деревьев из Сибири, Канады, горного Китая, Тибета, с Дальнего Востока.
"И.В. Мичурин первый понял исключительное значение смелого, широкого привлечения диких и культурных форм из трех основных очагов плодоводства в умеренных зонах, именно из Северной Америки, Юго-Западной Азии (включая Закавказье и Северный Кавказ) и Восточной Азии".
Кто, как не Вавилов, великий собиратель растительных ресурсов земли, творец мировой коллекции семян культурных растений, мог понять эту сторону поисков Мичурина? По существу, оба растениевода, независимо друг от друга, пришли к выводу, что отечественное сельское хозяйство нужно обновить за счет растительных богатств земного шара.
Об этой великолепной находке Мичурина Николай Иванович не раз напоминал другим ученым. Отправляя 1934 году группу сотрудников на Дальний Восток, он как бы в укор говорил: "Просто неприлично становится... Абиссинию мы понимаем, а на Дальнем Востоке занимаемся болтологией, и кончилось тем, что тамошний материал для гибридизации плодовых вовлек Мичурин..."
Однако, сторонник хромосомной теории наследования признаков, Николай Иванович не мог согласиться со всеми приемами и выводами селекционера-плодовода. В частности, он совершенно не мог принять утверждение Мичурина о том, что так называемые вегетативные гибриды (потомки двух сращенных между собой различных растений) полностью подобны гибридам, полученным половым путем, то есть в результате скрещивания. Современная биология окончательно опровергла "учение" о вегетативной гибридизации как ненаучное. Почему у Мичурина, современника Моргана и Меллера, в то время гениальных и передовых ученых генетиков, могли возникнуть такие ошибки?
Надо напомнить, что, хотя наиболее значительные открытия в генетике, которые полностью перевернули старые представления о переносе наследственности, были сделаны в тридцатых годах двадцатого века, Мичурин, которому в это время перевалило уже за семьдесят пять, не мог следить за быстро развивающейся мировой наукой. Тут нет его вины. Русский селекционер-самоучка и без того внес в биологию немалый вклад.
Было, однако, в работе Мичурина много и ненаучных, интуитивных приемов, методов, стоящих на грани "чудотворства". Представление о таких приемах дает устный рассказ саратовского селекционера Николая Ананьевича Тюмякова, который навестил Козлов в 1926 году. Вот что он рассказывал:
"Горшков (ближайший сотрудник Мичурина) обратился к Ивану Владимировичу: "Иван Владимирович, когда же мы займемся браковкой сеянцев?" Мичурин поднялся: "Пошли сейчас". Взял свою тросточку, пошел. Был он в солидном возрасте, но пошел быстро.
Пришли на посадки молодежи. Иван Владимирович остановился, что-то делает. Я спрашиваю, что это он делает? "А это он метку свою ставит", - отвечает Горшков. Я заинтересовался, подхожу. Иван Владимирович... остановился около одного деревца, потрогал рукой почку, пощупал лист и говорит: "Немного кисловат будет, ну ничего". Вытащил из кармана ленту свинцовую, она у него заготовлена была, номера пробиты, оплел вокруг веточки и пошел дальше...
Я потянул за руку Горшкова, шепотом спрашиваю: "Возраст сказывается?" Иосиф Степанович в ответ: "Нет, говорит, мы сами так думали. Но вот опыт его такой. Пощупает: "Кисловат будет, ну ничего." И представьте, старик не ошибался". Я говорю: "Ну, а завтра что будет?" - "Да вот пять меток он поставил, это значит, завтра я их высажу, а остальные мы выкорчуем и выкинем. Кисловаты или не кисловаты, это будет известно через несколько лет, а мне, говорит, площадь сейчас нужна"".
Эпизод, рассказанный селекционером Тюмяковым, едва ли нуждается в комментариях. Его дополняет генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский. Еще в 1923 году на Всероссийской сельскохозяйственной выставке он по просьбе Вавилова пытался объяснить Мичурину, что такое генетика. Разговор продолжался довольно долго, но, несмотря на все усилия Тимофеева-Ресовского, втолковать садоводу суть идей Менделя и Моргана так и не удалось.
Тем не менее вокруг Ивана Владимировича нашлись люди, пожелавшие представить его безгрешным теоретиком. Они решили использовать возникшую в 30-х годах всенародную симпатию к Мичурину, для того чтобы создать в Козлове научно-исследовательский институт генетики. Кому-то не терпелось погреть руки на славе великого садовода.
Поэтому поводу президент Всесоюзной сельскохозяйственной академии Н. И. Вавилов писал видному плодоводу В. Л. Симиренко: "Товарищи из Козлова используют всуе имя И. В. Мичурина. В писаниях Ивана Владимировича при всех его больших заслугах есть много элементов ненаучности, так же, как и у Бербанка.
Дискутировать эти вопросы можно только в спокойной обстановке при достаточной подготовленности аудитории и судей, что, как Вы знаете, бывает не всегда... Одно дело большие заслуги Мичурина, ценность выведенных им сортов и ценность Ивана Владимировича самого как труженика, пятьдесят лет упорно и талантливо работающего, а другое дело - научная селекция, научное плодоводство.
Для Ивана Владимировича они вовсе не были обязательны; по существу, его работа была его индивидуальным делом, с института же мы спросим науку. И то легкомыслие и, по-видимому, небольшой багаж, который свойствен ряду товарищей в Козлове, найдет объективную оценку в стране если не сегодня, то завтра".
В этой оценке, нет для Мичурина ничего обидного. Вавилов как крупный биолог-теоретик с одобрением относился к практическим достижениям селекционера Мичурина. Но при этом он откровенно критикует ряд ненаучных, слабых мест в мичуринской теории.
Вавилов отметил, что в работах Мичурина биологические теории по существу играют очень малую роль. Как и американец Лютер Бербанк, селекционер из русского города Козлова очень многого добился в своем саду за счет своей интуиции и огромного опыта.
Да Мичурин и сам, как всякий крупный исследователь и человек, никогда не выдавал свои взгляды за абсолютную истину. В самой первой своей книге, которая была издана при участии Вавилова, Иван Владимирович писал: "Я нисколько не претендую на какую-то выставку новых открытий или на опровержение каких-либо установленных авторитетами науки законов, я только излагаю мои заключения и доводы на основании личных, практических моих долголетних работ в деле выведения новых сортов плодовых растений, причем, очень может быть, впадаю в некоторых случаях в ошибки неправильного понимания различных явлений и жизни растений и приложения к ним хотя бы законов Менделя и других учений последнего времени.
Но такие ошибки неизбежны при всяких работах и большого значения иметь не могут, так как впоследствии, вероятно, будут исправлены другими деятелями".
Обработано: Коженевский С.Р.
| Страничка автора |
По материалам книги: Марк Поповский «Дело академика Вавилова»
У Вавилова с Мичуриным никогда не было научных расхождений. Профессор Е. Н. Синская – соратник Н. И. Вавилова вспоминает: «Н. И. Вавилов и И. В. Мичурин были в очень хороших отношениях. Иван Владимирович относился с большим уважением к Николаю Ивановичу, к ВИРу и мировой науке. Ни о каких резких расхождениях никогда не было и речи, никаких экстравагантных теорий о «превращении» Мичурин не предлагал. Николай Иванович несколько раз посещал Мичурина и всегда вспоминал с удовольствием об этих поездках».
А как сам Иван Владимирович относился к Вавилову, можно судить по воспоминаниям сотрудников и соратников Мичурина. С. Л. Лебедева, работавшая в овощном совхозе Тамбовской губернии, пишет в своих воспоминаниях, что, приехав к Мичурину после его 60-летнего юбилея, она была встречена с укором: «Что же ты не приехала вовремя на юбилей, в гостях был Николай Иванович Вавилов. Ты знаешь, какой это человек: умница, большой ученый, прекрасной души человек. Ведь это он мою работу так выдвигает, так помогает нам в расширении наших работ. Он так поддерживает нас, так он любит все новое».
В разговоре с А. Н. Бахаревым – своим будущим секретарем и другом Мичурин сказал: «Вавилова-то не знаешь! Так знай: Вавилов – выдающийся деятель науки, светлая голова. Теперь он директор Института опытной агрономии. Да путешествует по всему свету и собирает нужные нам растения. Ведь что удивительно, владеет чуть ли не дюжиной языков. Ну и, прямо скажу, сочувственно относится к нашему делу».
В библиотеке Ботанического института в Санкт-Петербурге имеется книга «Итоги полувековых работ» с дарственной надписью «Многоуважаемому президенту Академии сельскохозяйственных наук СССР академику Николаю Ивановичу Вавилову на добрую память от автора – И. В. Мичурина. 8 апреля 1933 года».
Предпринимались попытки ученых оградить Лысенко и не допустить его к празднованию 100-го юбилея И. В. Мичурина. Хотелось бы закончить статью выдержкой из письма в Президиум ЦК КПСС выдающегося советского ученого Игоря Васильевича Курчатова, датированного 1955 годом. «Близится столетний юбилей И. В. Мичурина, выдающегося русского ученого и селекционера, давшего образцы творческой работы по созданию новых форм растений. Основные положения, из которых исходил И. В. Мичурин в своей многолетней созидательной деятельности, хорошо известны. Имеется реальная угроза, что юбилей И. В. Мичурина, который может быть и должен быть смотром служения нашей биологии советскому народу, будет использован группой Лысенко для дальнейшей фальсификации научных взглядов Мичурина, для прикрытия его именем отказа от самых основ дарвинизма и от всего того, чем обогатилась наука после Дарвина. У всех нас вызывает искреннее недоумение утверждение Т. Д. Лысенко докладчиком на торжественном заседании, посвященном И. В. Мичурину. Мы считаем, что это может затормозить оздоровление биологии и свяжет свободу дискуссий и критики».
Может показаться, что для растениевода, увлеченного генетикой пшениц, речь шла лишь о более рациональной организации научных исследований. Но это не так. Вавилов знал: бескорыстный клуб творцов невозможен без высокой чистоты помыслов каждого участника. Для него клиринг-хауз был предприятием одновременно научным и нравственным. И по мере своих сил знаменитый академик пытался убедить товарищей по науке в необходимости новых отношений в науке, отношений, основанных на бескорыстном доверии друг другу.
Не вина Николая Ивановича, что этот принцип организации научной работы в СССР так и не привился. В 1936–1937 годах на горизонте советской биологической науки уже восходили иные величины с иными научными и нравственными мерками…
САДОВОД МИЧУРИН, АГРОНОМ ЛЫСЕНКО И РОЖДЕНИЕ "ПРОГРЕССИВНОЙ БИОЛОГИИ"
Ничто так не поучительно, как заблуждение гения.
Академик П. Л. Капица
Пора, однако, познакомить читателей с другими героями дела Вавилова, самым непосредственным образом причастными к дальнейшим драматическим событиям.
Всякий, кому сегодня не менее сорока пяти лет, помнит время, когда каждый разговор об успехах советской сельскохозяйственной и биологической науки начинался и кончался здравицей в честь Ивана Владимировича Мичурина и Трофима Денисовича Лысенко. Из одной газеты в другую кочевали такие словосочетания, как "передовая мичуринская биология", "указания академика Лысенко", "мичуринский дарвинизм", "Мы не можем ждать милостей от природы…" и т. д. Людям более старшего поколения памятно и то, как в конце 30-х годов родились словечки "мичуринец" и "антимичуринец". Терминология эта, поначалу не очень понятная широкой публике, очень скоро вышла за пределы специальных изданий и научных аудиторий. Школьные учителя на уроках биологии, лекторы-популяризаторы, журналисты на страницах общей прессы быстро растолковали непосвященным, что термин "мичуринец" к термину "антимичуринец" относится так же, как белое относится к черному, рай к аду, мед к дегтю. С годами термины "мичуринский", "мичуринец" приобретали все более политический смысл. В конце тридцатых, в начале сороковых годов слова эти означали уже не только "научно состоятельный" и "сторонник верного направления в биологии", но также и "политически лояльный". Мичуринизм стал государственным взглядом на биологическую науку и сельское хозяйство, а всякое опровержение или сомнение в доктрине садовода Мичурина рассматривалось как политический выпад. Одним из первых антимичуринцев, то есть противников покойного Ивана Владимировича Мичурина, был объявлен в середине 30-х годов Н. И. Вавилов. Произносились против него в те годы и другие хулы, но сначала разберемся с этой. Вавилов враг Мичурина? Так ли?
Впервые Николай Иванович встретился с Иваном Владимировичем в сентябре 1920 года. В Воронеже только что закончился Всероссийский съезд по прикладной ботанике. Организатор съезда воронежский профессор Сократ Константинович Чаянов (впоследствии один из организаторов советской сельскохозяйственной науки) предложил гостям навестить плодовый питомник в недалеко расположенном городке Козлове. Энтузиазма это предложение не встретило: время было неспокойное, голодное, делегаты стремились поскорее добраться до родных домов. Но Чаянов настоял на своем, и специальный железнодорожный вагон доставил агрономов из губернского Воронежа в уездный Козлов. Делегаты съезда не пожалели о поездке: сад Мичурина, его опыты всех заинтересовали. Но условия, в которых трудился талантливый садовод, заставили даже привычных к спартанской скромности провинциальных опытников развести руками. "Мы вспоминаем убогую обстановку станции в начале революции, убогую избушку, в которой жил и работал один из самых замечательных плодоводов нашего времени. В запущенном саду приходилось с трудом разыскивать замечательные гибриды. Не было рук, чтобы привести сад в порядок", - писал впоследствии один из участников поездки . Автором этих строк был Вавилов.
В том году, когда тридцатитрехлетний саратовский профессор впервые навестил Козлов, Ивану Мичурину было уже шестьдесят пять. Большая часть жизни осталась позади, жизни тяжелой, одинокой, нищенской. В России о его опытах, поисках, сортах знали единицы. Даже Тимирязев, написавший превосходный очерк об американце Бербанке, ничего не слышал о русском Бербанке. В первые годы революции Иван Владимирович особенно нуждался в помощи. Сад стоял без изгороди, не было рабочих. Да что рабочих! У плодовода-новатора не было средств на то, чтобы прокормить семью. "Каждый из нас по окончании рабочих часов садится поставить ту или иную заплату на башмак, сапог или одежду, а затем нужно еще заработать что-либо на стороне на содержание семьи, так как получаемого жалования не хватает на десятую долю расходов…" - писал Мичурин профессору Чаянову 25 сентября 1922 года . Садовод не упомянул при этом, что, изыскивая средства к существованию, вынужден паять прохудившиеся ведра и принимать в починку пишущие машинки.
Именно в эту тяжкую для Ивана Владимировича пору на помощь пришел Вавилов. Еще в первый свой приезд он познакомился с идеями козловского самоучки и понял, что перед ним талантливый и пытливый искатель. Когда по документам и письмам начала 20-х годов прослеживаешь отношения двух растениеводов, то совершенно ясно видишь цель ленинградского профессора: открыв для себя Мичурина, Вавилов стремится как можно шире распространить известность провинциального садовода. Это очень по-вавиловски: полюбившиеся ему чужие исследования Николай Иванович популяризует даже охотнее, чем свои собственные. Между ленинградским институтом и плодовым питомником в Козлове идет оживленная переписка, обмен растениями. Николай Иванович составляет перечень всего опубликованного Мичуриным. Он просит садовода написать для журнала итоговую статью и принимает эту статью к печати. Наконец, он направляет в Козлов известного плодовода В. В. Пашкевича опять-таки для того, чтобы тот описал научную деятельность Мичурина.
Но Вавилову и этого мало. Мичурин бедствует, необходимо помочь ему практически, немедленно. В начале 1922 года Николай Иванович выступил на Всероссийском совещании по опытному делу с речью, в которой призвал Наркомзем РСФСР как можно скорее поддержать питомник Мичурина. В Народный комиссариат земледелия отправлено письмо: повод самый уважительный - надо отметить сорок пять лет научной деятельности выдающегося русского селекционера. Послав письмо, Николай Иванович следом сам едет в Москву "проталкивать" свой меморандум. И вот, наконец, хлопоты завершены. Девятого октября 1922 года коллегия Наркомзема принимает решение:
"1. Выдать И. В. Мичурину особый акт, во-первых, с указанием его государственных заслуг, выразившихся в многолетней работе по выведению ряда ценных сортов плодовых растений… во-вторых, пожизненно закрепляющий за ним земельный участок, на котором расположен его сад.
2. Выделить И. В. Мичурину - 500.000 рублей дензнаками 1922 года в его личное безотчетное распоряжение…
3. Поручить Редакционно-издательскому отделу НКЗ собрать и издать все труды Мичурина с его биографией и портретом под общей редакцией профессора Н. И. Вавилова…"
Это постановление сыграло важную роль в жизни Ивана Владимировича. Дом и сад его были освобождены от налогов, нужда отступила, а через год он был назначен директором значительно расширенного питомника имени Мичурина. Еще год спустя вышла его первая книга. Во вступлении Иван Владимирович писал, что сводка работ его за сорок шесть лет смогла увидеть свет только благодаря усилиям профессора Н. И. Вавилова. Перу Вавилова принадлежит и тепло написанное предисловие. Незадолго перед тем Николай Иванович вернулся из США, где, между прочим, навестил садовода Бербанка. Свое предисловие построил он на сравнении труда двух умельцев-самоучек: "Условия труда русского оригинатора неизмеримо труднее, но много поразительно сходного в духовном облике того и другого. Оба более сорока лет трудятся над общим делом. Оба пришли к тому, что пути достижений в создании новых пород, пути улучшения современных сортов растений лежат в широком привлечении со всех концов земли растительных форм, в широком применении скрещивания их между собой, в скрещивании диких форм с культурными… Как тот, так и другой на склоне лет, после полувекового упорного труда продолжают быть искателями, дерзающими идти вперед" .
