Крест нательный «Голгофский. У подножия креста голгофы

1. Христианская онтология Креста

Ныне верующий христианин почти механически осеняет себя крестным знамением , забывая, что при этом происходит в бытии. Между тем, назначение человека – крестонесение. Жизнь – непрекращающееся распятие. Крест и Голгофа – начало и конец сущего. Мировая история – кровоточение ран Распинаемого Бога .

Бог явился в мир не властелином, но в облике смиренном и уничиженном, и Бог, как провинившийся раб, распят в мире. В этом не случайность, не прихоть и чья-то ошибка. Это вселенское событие и в нём – величайший смысл.

Искупление – освобождение от греховности, от рабства мира сего, от смерти – происходит не юридически. Распятие Христа – не долг, который платится Богом за тех, кто уже не может сам вырваться из сетей дьявола (как думали Ириней Лионский и Ориген). Это и не «Божественная хитрость» , посредством которой «человеческая природа Христа служила приманкой дьяволу на крючке Его Божества» (как утверждал св. Григорий Нисский). Распятие не может быть приманкой, через которую «дьявол, покусившись на Существо, над Которым он не имел власти, лишился всяческой власти» (св. Григорий Нисский). И Христос не только Посредник, Крестом соединяющий человека с Богом. Все эти представления приоткрывают тайну Богораспятия, но к ним не может сводиться смысл Боговоплощения. Суть происходящего на Голгофе гораздо глубже и укоренена в вечной богочеловеческой связи .

Общепринятое утверждение, что Бог вслед за падением человека (хотя и во имя его спасения) уничижился до воплощения и умалился до крестных мук, – мало соответствует христианскому Откровению. В этом толковании под покровом смирения скрывается гордыня: признание, что человек пал, но уверенность в том, что Бог уничижается вслед за человеком и в результате его греховного проступка. Боговоплощение не может полностью зависеть от воли людей. Воплощение Бога не вызвано только греховностью человека, и распят Бог не вследствие наших житейских заблуждений.

Мир создан предвечно «драгоценною Кровию Христа как непорочного и чистого Агнца, предназначенного ещё прежде создания мира …» (1 Пет. 1, 19-20). Слово – это «Агнец, закланный от создания мира » (Откр. 13, 8). Крест Христов воздвигнут не на земле, а на небе. Онтология Креста укоренена в добытийных глубинах Божественной природы.

Распятие Бога произошло в недрах Его ещё до творения мира: «Крест Христов вписан в творение уже при самом его возникновении, и уже в его начальном акте мир призван к принятию в недра свои Божества» (прот. Сергий Булгаков). Бог прежде Распятия во времени самораспинается в вечности , на Голгофе это предвечное событие вошло в историю.

Таким образом, уничижение, умаление Бога, Его крестные муки предваряют мировую историю и, вместе с тем, полагают ей начало. Бог фактом творения мира идёт на Голгофу, земной Крест есть отражение Креста небесного . Человек же волен принять Распятие, либо отвергнуть его, сораспяться Богу, либо отказаться от бремени крестонесения . Человек соучаствует в крестной мистерии – таинстве Голгофы, но прежде на небе, чем на земле, в глубине своей и космической судьбы, а затем в эмпирической жизни.

Что же есть высшее откровение Божества – Самораспятие Бога , в чём предвечный смысл Богораспятия?

Бог, становясь Творцом, в Себе выделил лоно творения . Эта сфера целиком в Боге, поскольку вне Бога нет ничего, но она не есть Сам Бог. Самобытие Бога не разрушается и не ограничивается вновь выделяемой сферой. Бог, оставаясь Богом Абсолютным, допускает в Себе некий конечный процесс – рождение Нового Бытия. Не всё в этом лоне рождения приличествует Божественной сущности, что-то будет сопротивляться творческому акту Бога, но всё оно, тем не менее, внутри Божественного бытия. Оттого драма миротворения непосредственно переживается Богом. Во имя творения Нового Бытия Бог идёт на Распятие.

Первым актом творения (в начале ) Господь создал в лоне рождения небо и землю . Наш мир есть соединение неба и земли , история мироздания начинается с момента соединения предельных полярностей. Поэтому история миротворения изначально болезненна и трагична.

Всё в этом мире пронизано Божиим присутствием, поскольку находится в Его лоне, но, тем не менее, ничто в этом мире, что от мира сего, не соприродно Богу. Бог-Творец, содержа творимый космос в Себе, Сам по Себе трансцендентен – иноположен миру. Таковые отношения Творца и творения раскрывает боговочеловечение – нисхождение Бога на землю.

Жизнь Бога есть вечная жизнь, в которой ничто не изменяется и не прибавляется, но в которой в ином измерении всё бесконечно меняется, либо способно измениться. Бог, оставаясь тождественным Себе, переживает бесконечное разнообразие состояний. Это абсолютная жизнь, динамика которой видится глазами мира сего как абсолютный покой . Вся полнота времён – от отсутствия времени до бесконечного и наискорейшего движения времени – содержится в Божественной жизни. Отсюда и полное наличие всего, и, в то же время, возможность возникновения нового. Только это и значит, что всё присуще Божеству, ничто из мыслимого не может быть отнято у Него. Действительно, всё – это значит покой и изменение, вечность и время, полнота и недостаточность, абсолютность и умаляемость.

Таковым открывается нам Бог Распятый. Полнота, исключающая неполноту, неполна. Не-бог не может быть вне Бога, ибо Бог – это всё . Но не-бог находится внутри Самого Бога. Бог включает и Самого Себя, и Собственное отрицание – то, что восстаёт на Бога. Оттого жизнь Богочеловека трагична, и от этого боль Богочеловека – таковым мы и видим Его на Кресте.

2. Бог и человек распяты в вечности

Бог существует в Себе и из Самого Себя. Человек, как существо тварное и конечное, может существовать только от Бога и в Боге. Человеческое бытие в каждое мгновение возможно только при поддержке Божьего могущества. Но Творец создал человека подобным Себе. Человек – венец творения, наделённый божественной свободой. В творении богоподобного существа проявляется наибольшее могущество и неограниченная свобода Бога.

Уподобив человека Себе Творец тем самым вручил ему ключи от Царства Небесного, отдал на человеческую волю судьбы всего мироздания. В этом беспредельная благость и любовь Божия, риск Бога и безмерная ответственность человека. И через это Бог восходит на Голгофу.

Бог – Первоначало, но с человеком Бог созидает такое начало, без которого Он уже не хочет и потому не может творить. С созданием человека Бог стал человечен , приобрёл новую предикативность, но не отождествился с самим предикатом, не утерял собственной субъективности. Творец вверил человеку судьбу всего творения и некоторым образом судьбу Самого Творца, но, тем не менее, не перестал быть Самим Собой.

Бог отдаёт Себя распятию по Своей воле, а не потому, что это стало необходимым для Него после падения человека. Распятый Бог призывает и человека принять свой Крест: вслед за Богом уничижиться, низринуться в глубины предвечного хаоса и пройти крестный путь спасения и преображения.

Бог в начале творения мира идёт на распятие потому, что созидание невиданного доселе есть страдание и мука рождения . В вечности человек сопричастен Божественному творению. В глубинах Божественной природы народилось со-действие человека и Бога. Человеческая судьба укоренена в Боге, а Божественный замысел о творении призван воплотить человек. Если человек берет на себя крест мира , то этим Бог предаёт Себя Кресту. Бог восходит на Голгофу потому, что человек распинается в мире. И поэтому «Бог стал человеком для того, чтобы человек мог стать Богом» (Афанасий Великий).

Еще до мира, на небе, душа человека ответила на Божественный призыв к творению и приняла муку Нового Рождения. Поэтому Бог воплотился в мире сем в образе человека, а не в камне и не в ангеле, на Кресте распинается и Бог, и человек. Предмирно Богочеловек принёс Себя в жертву, и потому в мире Христос распят. В крестных муках Спасителя богочеловеческое соучастие врывается в мир и становится судьбой Богочеловека. Судьба же Богочеловека в мире становится смыслом истории – как пути Бога к человеку и человека к Богу. Поэтому «Тайна искупления, тайна Голгофы есть внутренняя мистерия духа, она совершается в сокровенной глубине бытия. Голгофа есть внутренний момент духовной жизни, духовного пути, – прохождение всякой жизни через распятие, через жертву» (Н.А. Бердяев).

Итак, через творение мира Бог взошёл на Голгофу. В сотворчестве Богу человек всходит на Крест. На Голгофе Христос исполнил волю Отца. Принятием Креста человек принимает волю Триипостасного Бога.

Замысел Божий о мире изначально включал Христово Распятие . Но этим крестный подвиг не становится предопределённым звеном в миротворении. От Бога к человеку исходит призыв, но человек не детерминирован этим, а свободно принимает призвание . Крестные муки Бога и сораспятость человека этим мукам являются свободным актом соучастия . Христос по любви искупляет человеческие грехи и несёт Божественное бремя творения . Человек любя обращается к Распятому Богу с мольбой о прощении и принимает Крест сотворчества .

3. Человек и Бог распяты в мире

Нисхождение Бога в мир есть реализация предвечного Божественного замысла и является серединным актом творения. Христос пришёл разделить с человеком земное бремя, совместно принятое в вечности. И человек, и мир нуждаются в пришествии Божием по слабости и греховности своего естества. Никакого чисто мирского и чисто человеческого могущества и величия не хватило бы, чтобы на мгновение удержать мир в бытии. Бог присутствует в мире изначально, и потому Христос является в середине истории и в сердцевине мироздания – на Голгофе .

Чтобы родился Сын Человеческий, человечество должно было преодолеть тяжкий путь. Путь этот был и путём Бога в человеке, венцом которого является рождение Богочеловека. Венцом и началом нового пути. Поэтому Христос – сердцевина истории: «Без понятия страдающего человеческим страданием Бога – понятия, общего всем мистериям и духовным религиям древности, – вся история остаётся непонятной» (Ф. Шеллинг).

Достигшему меонических бездн, подавленному хаосом, забывшемуся и теряющему свой небесный облик человечеству является Христос и протягивает руку помощи с любовью и милосердием, состраданием и прощением. В Христе смысл, Логос мироздания непосредственно входит в мир. «Предвечный Бог делается становящимся Богом, приемлет в Себя и для Себя, в Свою собственную жизнь становление мира и, прежде всего, вводит сроки. Логос становится Иисусом, рождающимся, живущим и умирающим в определённом месте и времени» (прот. Сергий Булгаков).

Родился Иисус Христос потому и для того, чтобы каждый человек мог обрести в себе Бога и возродиться в Боге: «Как войдёт человек в Бога, если Бог не войдёт в человека?» (Ириней Лионский). Явление Бога во плоти указывает на богочеловеческую совместность в творении мира, призывает человека принять бремя соучастия во вселенском творчестве.

Христос пришёл в мир, в котором и человек пришелец. В страданиях, муке и греховности своего пути человек забывает Бога, но Бог в человеке, и Бог человека не забудет и не оставит. Христос протягивает руку грешникам – и последние становятся первыми, что значит – все падшие могут подняться. Во Христе – залог спасения всей твари. Крестный путь есть единственный путь преображения бытия. Поэтому Крест – Животворящий, а страдание Христа искупительно.

Христос дал заповедь крестонесения : «Входите тесными вратами , потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь , ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7, 13-14). Грех искупляется, потому что возможен он только при вхождении в тесные врата и узкий путь миротворения и в принятии невероятного его бремени. Зло не может иметь оправдания, в искуплении открывается источник Божественной силы изживания зла.

Милосердный Бог показывает распятием, что мировые страдания не бессмысленны. Зосима у Ф.М. Достоевского кланяется Мите Карамазову, и это есть поклонение человеческому страданию, в котором выражено признание его невероятного бремени. «Через Крест все условия греха становятся условиями спасения» (В.H. Лосский).

4. Смерть Богочеловека

Смерть есть обрыв жизни в этом мире, разрушение целостности существа, распадение единства его природы . Смерть – это выход дыхания жизни – души из мирского тела.

На Кресте умер Богочеловек. Единство и целостность Его природы, объединяющие и Божественное и человеческое – нарушены смертью. Смерть Христа, прежде всего, разрушает Его ипостасное единство: Божественное покидает человеческое, а человеческое выпадает из Божественного .

«И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу…» (Мф. 27, 51). Завеса в Иерусалимском Храме отделяла святая святых , сакральное – священное место присутствия Бога – от профанного – той части Храма, куда допускался человек. Разделяя, завеса была тем, что приобщено и Божественному, и человеческому, она воплощала собою в ветхозаветной форме самою реальность богочеловеческого соединения . И вот она раздралась надвое, сверху донизу, – единая богочеловеческая природа катастрофически распалась. В этом, прежде всего, и состоял смертный конец Богочеловека.

Но смерть Богочеловека не то же, что смерть Бога или же смерть человека. Это умирание Бога в человеке и умирание человека в Боге . Это разрыв соединения, на котором держится мироздание, потому со смертью Богочеловека умирает мир, и смерть Иисуса Христа вбирает и вмещает все смерти и самою мировую смерть.

5. Смерть человека в Боге

Человеческая природа Иисуса на Кресте достигла предела смертного конца. Человек умерщвлён как человек, смерть положила конец его жизненному пути, прервала совершаемую миссию и осуществление чаемого. Насильственный конец земной жизни Иисуса прервал многое недоконченное, иначе это была бы не смерть, а гармоничный переход к иной жизни. Смерть разрушила единство Его существа.

Смерть есть полное развоплощение, оставление духом плотских риз и разложение телесного облика. Островок одухотворенной плоти вновь отвоёвывается смертью и всё, созданное духом в мировой материи, повергается в прах. Человеческая душа Иисуса болезненно и скорбно расстаётся со своим телом. Истязали и распинали тело Иисуса, ибо Дух казнить и распять невозможно. Душу Иисуса мучили через Его тело.

Поклоняясь Распятию, мы поклоняемся Умершему, мёртвому телу Его. Но это благоговение не перед прахом земным, а перед тем, что запечатлено в нём – воспринятым плотью духовным путём и видимой в плоти земной судьбой Сына Человеческого. Тело Его омывали и лобзали ученики. Телесный облик Иисуса и Его поступки были земным свидетельством Горнего мира. На теле запечатлён кровавый крестный путь человека в Боге. И вот смерть отнимает у Иисуса отвоёванное у небытия и истерзанное жизнью тело Его. В этом высшее торжество смерти! Если отнято у Него, то кто способен удержать и сохранить свою плоть как место собственного бытия в мире ?!

В смерти человек, полностью воссоединившийся с Богом, оказался разлученным с Богом, ибо смерть – это сила разлучения . Высшее богоприимство человека Богом разрывается смертью и превращается в полную богооставленность: «…Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46). Смерть – это разлука. Всё возлюбленное Иисусом Человеком, всё близкое и родное Ему отнимается смертью: Он без них и они без Него – сиротство всех . Смерть Человека в Иисусе Христе означает прохождение через вселенское одиночество .

Человеческая природа Иисуса Христа вбирает в себя всё человеческое и всё человечество. И потому «страдания Христовы содержат в себе всю полноту человеческих страданий – не количественно, конечно, как некую сумму их, но качественно, как муку всех мук. Это значит, что умирание и смерть всякого человека, как и страдание от всякой болезни, включены в страдание и смерть Христа. А это делает понятным, что каждый человек умирает со Христом и Христос соумирает с каждым, его болезнью, его страданием» (прот. Сергий Булгаков).

В Иисусе Христе умер человек, естество которого наиболее возвысилось в небесном достоинстве. В том, что повергнутым оказался Тот, Кто воплощает высшие достижения человека, олицетворяет сущность человека, есть торжество смерти . Смерть восторжествовала в самом сердце жизни. Что может быть трагичнее кончины Того, Кто возвысился до соединения с самой жизнью?! Что может быть безысходнее, чем смерть Того, Кто олицетворяет упование всех людей, всей твари: «Вся тварь изменяшеся страхом, зрящи Тя на Кресте висима, Христе» («Последование страстей Господних»)?! Со смертью человека во Христе жало смерти поразило основания жизни.

6. Смерть Бога в человеке

На Кресте умер не только человек, но и Бог. Если Бог умер, то Он умер не «как бы» и не частично, но умер вполне, приняв полноту смерти. Смерть Бога на Голгофе не символична, а подлинна и реальна.

Что же есть умирание Бога в Христе? Бог умирает не Сам в Себе, не в глубине Собственного бытия, ибо Бог бессмертен, но в мире и для мира. Смерть владычествует только в мире сем, за его пределами, в вечности смерти нет. Но Бог воспринял всю плоть и целиком вошёл в мир. Предвечный Бог сугубо входит в смертоносную временность и сполна принимает смертный итог земной жизни. Бог претерпевает в смерти потрясение Собственного единства и некое нарушение Собственного естества. Прежде всего, кеносис Христа достигает такой степени, что доходит до разлучения с Отцом и оставления Духом.

Земная смерть Иисуса Христа отзывается в Святой Троице в вечности, ибо это не только центральное событие в мире, но и нечто важнейшее в бытии Самого Бога . Об этом и свидетельствует образ Распятого Бога. И это не ограничивает Божие могущество и свободу, ибо Бог возжелал то, что возжелал, а не то, что предписывается человеческими определениями могущества. Мы видим Бога на Кресте, и Его умаление и уничижение как ничто открывает нам неограниченность Его свободы и могущества.

Бог-Творец рождает новый мир в Самом Себе и глубинами Своего Бытия связал Себя с тварью . Все боли и муки рождающегося к Новому Бытию творения, битва сынов Божиих – людей, со смертью отзывается в сердце Божием. С окончательной смертью Иисуса Христа без воскресения Сам Бог в Себе не умер бы, но было бы разрушено главное дело Божие в мире, и тем самым Бог-Творец претерпел бы некое катастрофическое умаление собственной природы.

Всем существом Своим соединяясь с тварью и уничижаясь до последней степени, Христос проживает мгновение богооставленности , богоразлучения: «Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно…» (Мф. 26, 38). В Гефсиманском саду молится не только человечность Христа, но и Сам Бог-Сын обращается к Отцу: «И отойдя немного, пал на лице Своё, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты… Ещё, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя» (Мф. 26, 39-42); «…и, преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 41-42).

Нигде в Евангелиях не говорится, что борения происходят только внутри человеческого естества Иисуса Христа, но всё описываемое относится к целостному облику Богочеловека: «И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк.22, 44). Если Сам Богочеловек молит Отца Небесного пронести чашу мимо , и только затем отдаётся воле Отца, то это означает недолжность, падшесть, но не Самого Христа, а того положения , в котором находится Христос. И это значит, что перед Христом разверзлась бездна покинутости мира Отцом и Духом, – состояние, результаты и следствия полного отпадения мира и человека от Бога.

Гефсиманская молитва является не только действием человека Иисуса, но и земным отражением происходящего внутри Святой Троицы в вечности . Бог-Сын обращается к Отцу и получает помощь от Духа: «Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его» (Лк. 22, 43). В момент смерти на Кресте Иисус Христос возопил: «…Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46). Это вопль не только человека, но и Бога, ибо через смерть проходят оба естества Богочеловека. Какая бездна сыновнего одиночества и богооставленности!

Какая же катастрофа произошла, если Сам Бог-Сын страдает и отдаёт Себя на разлучение с соприродными Себе Ипостасями?

Смерть есть разлучение вечной души с тленным телом. При этом вечный дух скорбит, страдает и теряет свою цельность. Господь Иисус Христос как Логос – животворящий смысл мироздания – от века предназначил Себя к восприятию человеческой плоти: Кровь Христова пролита предвечно . И вот то, ради чего Бог-Сын помыслил Себя таковым – подвергается смертному разложению. Жало смерти направлено на разрушение самого сыновнего дела: Божественного присутствия в миру. В смерти Богочеловека Божественное в Христе разлучилось с человеческим, чем нарушилось ипостасное единство Богочеловека. Христос оставил Своё любимое выпестованное чадо. В смерти Христа осиротел человек, но осиротел и Бог.

В кончине Богочеловека смерть поразила и потрясла основы творения Божьего, мир кончается, погружается в смертный мрак: «…тьма была по всей земле…» (Мф. 27, 45); «…и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись…» (Мф. 27 ,51-52). Вся тварь приходит в смятение от нашествия смерти на основы жизни: «Распеншуся Ти Христе вся тварь видящи трепеташе, основания земли позыбашася страхом державы Твоея» «Какое великое и сверхъестественное зрелище! Увидело это солнце и сокрыло свои лучи, увидела луна и помрачилась, ощутила земля и от страха затрепетала и поколебалась, увидели камни и распались, весь мир смутился и все творения пришли в смятение от страданий Творца Своего» (Феодор Студит).

Уничижение и позорная смерть Христа не только повергает и уничижает всё творение, но посягает и на достоинство Божие. И в вечности Господь не бесстрастен и не равнодушен, в то время как Сын Божий страдает и рабски умирает в миру. Всё, что происходит с Христом в миру, вплоть до кончины Его – отражено в вечности Божией и Богом переживаемо. Всё это отзывается в Святой Троице в вечности. Бог-Отец и Бог-Дух сораспинаются в вечности распятию Богочеловека в мирской жизни . Таким образом, на Голгофе произошло не только вселенское, но и всебожественное событие , не только пошатнувшее основы мироздания, но и затронувшее глубины Божества.

Осознание абсолютного значения надвигающегося события подвигнуло Иисуса Христа испытать внутренние борения и, пав на колени, молить Отца: «…Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…» (Мф. 26, 39). Это человек в Боге вопиет к Богу. Но это и Сам Бог-Сын обращается к Богу-Отцу и, единовременно, к Самому Себе и к Духу (ибо едины все в Троице), но не для Себя, а для человека и мира.

О чём может вопрошать Бог? О глобальной решительности грядущего события. О том, что чаша вмещает всё свершившееся и свершаемое, что наступает мгновение, когда на чаше весов оказывается замысел Божий – всё творение Божие смертью Богочеловека вздыблено над пропастью небытия: «Страшное и преславное таинство днесь действуемо зрится» («Последование страстей Господних»). И если Богочеловек не воскреснет, мир как создание Божие погибнет, и потому «святыя и спасительныя и страшныя страсти Господа и Бога Спаса нашего Иисуса Христа… Вся сострадаху создавшему вся… Господи, восходящу Ти на Кресте, страх и трепет нападе на тварь… Ужас бе видети, небесе и земли Творца на кресте висяща» («Последование страстей Господних»).

Бог-Сын, встав на колени перед Отцом и в Духе – в Единой Троице, внутренним взором охватил полноту и грандиозную ответственность перед надвигающейся катастрофой – последствиями разлада и распада божественной и человеческой природы, души, сердца и ума. Спаситель собирал силы и предпринимал духовное усилие для преодоления последствий смертного итога. В этом и состояли внутренние борения Господа.

Вместе с Богом и перед Богом на коленях и человек Иисус. Его борения охватывают всю человеческую природу, выражают и богоподобную силу и тварную немочь её. Господь Своё совершил и оставил за человеком человеческое. Этим судьбы творения оказываются в руках человеческой воли Иисуса и потому в это мгновение всё зависает над бездной.

Это был решающий момент, который вбирал в себя полноту творческой миссии человечества. Человек сотворён богоподобным и предназначен продолжить Божие творение. Он должен будет одержать победу один на один с мировым небытием. Божий промысл в том, чтобы человек, как зрелое и ответственное существо, совершил решающий поступок свободно, без гарантий, что Бог исправит и дополнит. На Голгофе впервые обнажилось главное: человек должен устоять, будучи разлученным с Богом – в богооставленности.

Судьба всего человеческого рода сосредоточилась в свободном самоопределении человеческой природы в Иисусе Христе. Всё творение Божие могло рухнуть в этот момент, но всё устояло и дало залог будущего, ибо воля человека Иисуса прониклась и свободно слилась с волей Божественной. И потому Единый Богочеловек провозглашает: «…Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя» . В этом и принятие чаши – бремени бытия, и испитие чаши – смертного итога земной жизни, и этим же наполняется чаша бытия на весах миротворения.

Богочеловек идёт на смерть, единой волей выражая солидарность воли человеческой с волей Бога. В этом залог будущего торжества над смертью. Дух Божий, соединённый с вечной человеческой душой, покидает на Кресте тело Иисуса из Назарета: «…Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух» (Лк. 23, 46).

Но смерть не смогла одержать победу над Тем, Кто явился вырвать жало смерти. Дух Богочеловека не потерял связи с земным телом. Просветлённое тело Иисуса не поддавалось тлению в трёхдневном пребывании во гробе. Вечный дух Богочеловека не порывает связи с творением Божиим, после мирской смерти совершает новые деяния по спасению страдающего мира. Вечная душа человека Иисуса в единении с духом Божиим сходит в ад и обращается с проповедью к тем, кто не мог прежде слышать слова Спасителя. Этим вносится свет жизни в смертный мрак, в самое средоточие смерти.

Бог не умер для мира окончательно и не покинул этот мир вполне, и только потому мир в целом не прекратил своего существования. С воскресением же Бога в преображенной плоти мир получил возможность войти в Новое Бытие.

7. Благовестие Распятого и Воскресшего Бога

Христианство – религия Бога Трицы, Бога, воплотившегося в человека – Богочеловека, религия любви и спасения. Но это и религия Бога Распятого и Воскресшего, религия Креста. Крест исповедуется христианством как серединная мировая реальность . В основаниях мира положен Крест Христов . Крест – бытийный центр (а не только символ) христианства. Голгофа – высшая точка бытия, Распятие – венец всего сущего, самое высокое иерархическое положение: «Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить всё» (Еф. 4, 10). В таинстве Голгофы новизна христианства, его сущность.

Бог воплотился в человеке, чтобы принять крестные муки, и отдал Себя распятию, чтобы воскреснуть. Накладывая на себя Крест, христианин отвечает на призыв Бога своего: «…возьми крест свой, и следуй за Мною…» (Мф. 16, 24). Но что есть Крест, что привносится в мир и что меняется в бытии человека с принятием Креста?

Крест – это страдание, мука и смерть: «…представьте тела ваши в жертву …» Но Крест – это жизнь и спасение, воскресение к вечной жизни: «…представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу…» (Рим. 12, 1). Крест Христов животворящ: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…» (Молитва Честному Кресту). Крест Господень спасителен для человека: «Крест Твой Господи жизнь и заступление людем Твоим есть» («Последование страстей Господних»).

Торжество богочеловеческого созидания есть торжество Голгофы: через Крест – воскресение и смертию смерть разрушив . И для грешного человека – «Одно для него спасение – в крестной смерти Господа. На кресте рукописание всех грехов разодрано… Крест – источник радости, потому что грешник верою пьёт из него отраду помилования» (еп. Феофан Затворник).

Крестоношение распространяется не только на время человеческой жизни. Реальность смерти (Крест) становится реальностью вечной жизни (Голгофа – Воскресение). И потому «всегда носим в теле мёртвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. Ибо мы живые непрестанно предаёмся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей…» (2 Кор. 4, 10-11).

Все последние, глубиннейшие вопросы бытия не разрешаются без принятия Креста. Истинная ценность всего проявляется только в свете этой высшей ценности. В запредельной высоте Голгофы решаются судьбы всего сущего. В ней – начало и конец всего, ибо Распятый Бог, Христос – Альфа и Омега бытия. Переживание и созерцание Голгофы, прежде всего, наделяет человека истинным чувством и зрением: «Тот, кто познаёт тайну Креста и гроба, познаёт также существенный смысл всех вещей» (Максим Исповедник). Путаница и ложь в христианских учениях проистекают более всего от недостаточного ощущения христианами мистерии Голгофы, нечувствия Креста. И в богословии, и в церковнослужении, и в христианской жизни нередко проявляются нормы, образы и представления дохристианские, а то и противохристианские, посколькуони оказываются не под сенью Креста Христова.

8. Порочный круг теодицеи

Термин «теодицея» – дословно «оправдание Бога» – впервые ввёл Г. Лейбниц. Но вопросы богооправдания волновали человечество всегда, поскольку существовали религии. И на этот основополагающий вопрос можно дать истинный ответ только под сенью Креста Христова. В чём проблема теодицеи?

Если Бог есть само Благо, то откуда в мире зло? Как при благом и разумном Боге, управляющем миром, возможно зло? Где Божественная справедливость, когда в жизни торжествует несправедливость, когда избиваются праведники и пророки Божии? Где милосердие Божие в тот момент, когда мир полон страданий, несчастий, коварных убийств, жестоких войн, глобальных катастроф?

Постановка этих проклятых вопросов (так их называл Гейне) многих сводила с ума или приводила к радикальному атеизму – коренному отрицанию бытия Бога. Распространенные же ответы на эти вопросы во многом противоречивы и несостоятельны. Поэтому поиски решения этой проблемы в христианстве нередко приводят к богоотрицанию. Вспомним бунт против Бога Ивана Карамазова, который отказывался принимать мир Божий, если он построен на слезинке невинного ребенка.

Существующие ответы на теодицейные вопросы в христианстве сводятся к следующим позициям:

1) Декларируется происхождение зла из первоматерии , которая сотворена не Богом, отчего Бог как бы не ответствен за зло. Шеллинг пытался объяснить происхождение зла тёмной праосновой в Боге.

2) Утверждается изначальный дуализм доброго Бога и злого бога вне Бога, как в манихействе под влиянием зороастризма. Бердяев объяснял происхождение свободы как возможности зла из предвечного меона, не-сущего, которое «первичнее Бога и вне Бога» .

В этих попытках Бог оправдывается в таких формах, что по существу перестает быть Богом. Если первое делает Бога ответственным за зло , то второе умаляет всемогущество Божие . Не всемогущему Богу трудно довериться целиком, поэтому такие представления приводят к атеистическим настроениям.

Нередко стремление избежать бремя «проклятых» вопросов приводит к отрицанию зла как такового.

3) Происхождение и природа зла трактуется как недостаток бытия, имеющий смысл в составе многообразного целого. Отдельные недостатки в мироздании запланированы Творцом как усиливающие совершенство целого.

4) Зло рассматривается как отдельная ступень в осуществлении Божественного плана целого, а потому выглядит злом только с нашей ограниченной точки зрения: если бы мы имели возможность взглянуть на всё с точки зрения Божественного Целого, считал Лейбниц, то убедились бы, что это не зло, а только преходящая ступень в становлении Целого.

5) В большинстве теодицей зло выводится из человеческой свободы. Но в этом случае встаёт вопрос: откуда у человека злая свобода? Если свобода есть дар Божий, образ Божий в человеке, то Бог опять же оказывается источником зла. Если же свобода не от Бога, а из предвечного небытия, как у Бердяева, или из темной праосновы , как у Шеллинга, то Бог вновь оказывается невластным. По существу, здесь порочный круг .

Попытки решить пр о клятые вопросы в рамках этого порочного круга представляют собой разнообразные формы уклонения от осмысления проблемы , неосознанный отказ ответить на эти вопросы сполна. Яркий пример такого рода теодицеи у Лютера. С одной стороны, Лютер провозглашал абсолютное предопределение Божие: всё, что происходит – и добро, и зло – непосредственно предопределено Богом. Естественно, Лютер пришёл к признанию неразрешимости пр о клятых вопросов . Но пытаясь найти ответ, он вынужден был заявить: «Если бы можно было хоть как-то понять, каким образом милосерд и справедлив Бог, являющий такую гневливость и несправедливость, не было бы нужды в вере» .

Глубокомысленное высказывание Тертуллиана: «верую, потому что абсурдно» , – означает доверие Богу вопреки собственному непониманию. У Лютера же скрыта попытка нового догматического обоснования христианской веры: вера необходима и возможна только в силу необъясняемости природы Божией. Отсюда должно было бы следовать: чем больше богопознания у человека, тем менее он верит Богу, а значит, приближение к Богу, вхождение в Бога по сути невозможно, невозможна и святость, и преображение в Боге. По сути, это высказывание Лютера есть вопль отчаяния от безысходности в сложившихся подходах к проблемам теодицеи.

Нередко благоговение – религиозный страх, уважение, смирение и покорность христианина покоятся на непродуманности пр о клятых вопросов . Но христианин призван к тому, чтобы принять все проблемы и ответить на всё сполна – в этом крестонесение христианской мысли . Христианство признает реальность зла. Зло есть сопротивление Божьему творению, восстание против творческого акта Бога , откуда бы оно ни исходило. Поскольку творение мира есть Крестонесение Господне , то зло – это активный отказ от крестонесения бытия . Поскольку же сопротивление миротворению возможно только в процессе творения, то зло порождается в миру и проистекает из мира. И зло исчезнет, когда и если мир сей преобразится в Новое Небо и Новую Землю .

Но если это так, то почему всемогущий Бог, явившись в мир, не разрушил Своей волей и силой мирового зла? Ведь Христос пришёл, чтобы вырвать жало смерти! Вспомним, какова цель творения Божьего, вытекающая из христианского учения. Бог хочет создать мир свободных богоподобных существ, ибо добро не может созидаться насильственно, без свободного участия человека. Творец хочет, чтобы человек сам победил мировое зло: при опоре на Бога, в уповании на Бога, но самостоятельно и свободно. И если Бог не хочет разрушить собственного творения, то Он и не может сделать за человека то, что предназначено человеку Самим Творцом . Отсюда понятна святоотеческая формула: «Бог употребляет все средства к спасению человека, кроме тех, которые нарушают свободу человека» .

Таким Бог и приходит в мир: судящим, но и любящим, сострадающим, милосердным и прощающим, не нарушающим свободу и достоинство человека, но делающим всё, чтобы пробудить и укрепить образ Божий в человеке. Если в свете вышесказанного мы вновь зададим себе вопрос: где благой Бог, когда в мире торжествуют несправедливость, страдания, катастрофы, смерть, то истинно христианским будет ответ: милосердный и сострадающий Бог на Голгофе . Бог распинаем мировым злом вместе с нами и за нас. «Сам Творец принимает участие в муке твари, чтобы открыть ей путь к высшей жизни» (о. Александр Мень). Если каждый из нас испытывает только свои страдания, то Бог несёт в Себе страдания всех и каждого, Он мучается болью самого последнего грешника. Когда у человека болит палец – болеет всё тело и душа. Мы – болящие пальцы на творящей деснице Божией, погружённой в мировую плоть , и причиняющие Богу голгофские страдания. Эти страдания Христовы есть муки всего человеческого и страдания всей твари. Выбор каждой вечной души совершается в вечности перед лицом Бога и свободно. Бог не заставляет ни одну душу идти в мир, но Творец разделяет с человеком бремя несения плоти и неудачи воплощения. Человека умерщвляют те же силы, которые умертвили Бога. И Бог переживает смерть каждого невинного младенца более чем человек, ибо боль и смерть каждого во всей вселенной есть боль и смерть Самого Бога.

«Проблема теодицеи не разрешима объективирующей мыслью в объективированном миропорядке, она разрешима лишь в экзистенциальном плане, где Бог открывается как свобода, любовь и жертва, где Он страдает с человеком и борется с человеком против неправды мира, против нестерпимых страданий мира» (Н.А. Бердяев).

Крестные муки Бога есть муки рождения Нового Неба и Новой Земли и есть призыв к человеку принять и разделить эти мучения. Благость Бога не нуждается в оправдании, ибо Всеблагой Бог во всей полноте переживает страдания всего тварного как Свои, и под сенью Креста Христова обессмысливаются все теодицеи . Нуждается ли Бог, распятый за грехи и страдания мира, в оправдании за наличие в мире зла? Не являются ли проклятые вопросы инфантильной претензией к Отцу Небесному за наше рождение в мир и страдание в нём? И не есть ли это симптом духовной незрелости человека?

Таким образом, зло не от Бога, а против Бога. Зло есть всё то, что восстаёт на Бога. Бог Своей Крестной Жертвой призывает и человека вступить в борение с мировым злом. Только совместным богочеловеческим крестоношением можно вырвать жало зла. Господь жизнью, проповедью Своей и жертвой указывает путь и цель мировой битвы со злом, а воскресением Своим даёт человеку упование и залог победы над злом мира.

Решение проблемы теодицеи заводило в тупик, потому что абстрактные богословские формулы закрывали живой лик Истины. Так, например, трактовка нерождённости Бога отрицает умирание Бога на Кресте, но тогда невозможно и воскресение. Абсолютизирование неизменности Божественной природы отрицает Его кеносис – снисхождение Бога к людям, а значит, и воплощение, и крестные страдания... Это образы не христианского Бога, Бога Распятого и страдающего, а Абсолюта греческого идеализма или ветхозаветного Саваофа, Пантократора, Властелина и Судии. При таком подходе все богочеловеческие отношения выстраиваются по законам жёстокого владычества, а не любви. Распятие Божие открывает нам любовь, сострадание, милосердие Творца. Но распятие утверждает и невиданное доселе могущество Божие, не ограничиваемое силой и властвованием.

Бог утверждает Своё могущество не силой, а кенозисом и любовью. Уничижение, нисхождение, воплощение в ограниченном времени и пространстве не умаляют, а расширяет сферу Божиего могущества. Бог способен вершить вселенские судьбы не только через космические и исторические по своим масштабам деяния, но и через единственного затерянного в земном пространстве и времени Человека: Иисуса из Назарета, в конечной и уязвимой плоти Которого «обитает вся полнота Божества…» (Кол. 2, 9). Кто Ему может поставить пределы? Человеческая рациональность? Но это есть подозрение и сомнение во всемогуществе Бога. В Распятии более всего проявляется беспредельность могущества, любви и свободы Бога.

Сознание того, что Бог здесь, с нами, участвует в нашей жизни, сопереживает нам, разделяет наши страдания и несёт наши бремена, – это сознание Божией близости и Его присутствия – основа нашей жизни, силы и уверенности. Но, вместе с тем, нам жизненно важно знание того, что Бог – Сам по Себе – вне мирской юдоли. В том, что за пределами земных бурь есть некая абсолютная незыблемость, за границами нашего прискорбного знания есть светлая спасающая тайна – в этом залог победы в состоянии полной изможденности, надежда над пропастью, упование в самые страшные мгновения жизни. Только христианство наделяет нас подлинным упованием: истиной о полноте Божьего присутствия в мире, явленного в Боговоплощении, и тайной трансцендентного, но обращенного к нам Бога – Святой Троицы.

9. Диалектика Божественного и человеческого крестонесения

Творение мира явилось не праздной игрой Бога, а драмой рождения в Боге Нового Бытия, внутренней Его болью. Это не означает, что Творец принципиально ограничен в выборе и для Него исключалась вольная всекосмическая игра , но образ Бога на Кресте являет, что и как произошло в творении Божием. Господь Бог всецело вошёл в этот мир и целиком принял мировую трагедию: Его земные страдания пронзают все Его существо, Его Гефсиманская молитва выражает последнее упование, смерть Бога на Кресте действительна, реальна, а не иллюзорна и символична. Бог-Сын весь и целиком на Кресте как средоточии бытия .

Человеческий же облик Бога говорит о том, в какую точку тварного мира Бог влагает Собственное сердце. Полная сопричастность Бога судьбе мира и человека сфокусирована в высшей точке бытия – Голгофе. С высоты Голгофы Бог обращается к человеку с новым откровением богочеловечности : судьба мира и человека порождается в глубинах вечного бытия Бога и есть некое событие в судьбе Самого Творца, распятие Бога и человека вбирает смысл и судьбу всего мироздания .

Распятый Бог вручает распятому человеку ключ к Новому Бытию. Поскольку Бог отдаёт человеку судьбы всего мира, всё Своё творение, то и судьба Самого Бога неисповедимым образом оказывается связанной с человеческой. Бог взывает к человеку и потому, что нуждается в нём. Это неоспоримо утверждает образ Распятого Бога: Его скорбный лик выражает боль и надежду о человеке и о Своем творении. Бог нисходит сполна – до последнего риска. Человек же возвеличивается вполне – до богоподобной ответственности. Это не умаляет Бога, ибо Бог вручает таким образом то, что не теряет, но сохраняет и восполняет .

Молитве человека предшествует молитва Бога о человеке. В Евангелиях к нам обращается не Бог Пантократор, а Христос смиренный, уничиженный, милующий («…ибо Я кроток и смирен сердцем…» – Мф. 11, 29). Новозаветное откровение Бога как Распятой Жертвы не отменяет ощущения Бога как властелина мира и вершителя судеб вселенной. Новое откровение потому и ново, что впервые открывает высшие пути промыслительного действия в миру: не через силу и властвование, а через любовь и жертву , не косностью, а духом. Этот путь предельно антиномичен: когда последние становятся первыми, слабость – силой, уничиженное – возвеличивает, распятое – побеждает, когда смерть оживляет к высшей жизни – воскресению.

Каждый шаг на пути человеческого крестонесения антиномичен. Смирение человека в том, чтобы укротить самостное своеволие, но принять грандиозную миссию сотворца Божьего. Человек-творец призван смиренно склониться пред Творцом, но с тем, чтобы открыться Божьему зову в своей душе и принять активную роль соратника Божьего. Истинно христианское смирение – дерзновенно , это смирение, к которому призывает нас Христос Распятый, а не властелин мира сего. Быть смиренным перед Богом – значит быть дерзновенным в выполнении собственного предназначения . Человек должен полностью отдать себя воле Бога, но Божия воля состоит в том, чтобы мы были предельно активны и свободны. Возлюбить Бога – значит благоговейно принять призыв Его. Чем более остро и пронзительно мы воспринимаем уничижение и жертву Божества, тем более смиренно мы принимаем ту участь, к которой определил нас Творец. Но участь эта величайшая. Стать на колени перед Богом означает по существу впервые подняться во весь рост .

Только полное осознание ответственности позволяет человеку стать творцом, сотворцом Божиим. Самоощущение, к которому призывает откровение Распятого Бога, наполняет нас величайшей ответственностью соратника Божьего: себя могу погубить, но Божие дело погубить не посмею . Какое величие в том, чтобы ощутить себя ответственным не только за себя, но и за всё творение Божие! Не в том ли высшая любовь к Богу и отдача себя Ему? Не это ли высшее смирение и благоговение, не в этом ли истинное подражание Христу?

Христос принял за всех и человека взывает принять за всё . Это и есть то величие души, в котором сгорают самость, гордыня и своеволие. В откровении Голгофы человек впервые обретает основы собственного бытия и наделяется истиной о собственном величии.

10. Духовное присутствие

С воплощением Бога человек, как никогда ранее, обретает самостоятельность и призывается к творческой свободе, ибо чем ближе Бог к человеку, тем свободней человек. До Боговоплощения Творец с небес непосредственно вершил судьбами мироздания и человека, теперь же Он отпускает повзрослевшее человечество на самостоятельный путь. Прежняя опека Бога-Отца ослабляется. Закон не отменен, но восполняется духовным присутствием в мире Бога-Сына.

Что значит духовное присутствие Христа в мире? Это духовность, которая реальнее всего предметного. Это присутствие Бога всегда, везде, во всём и всякий раз по-своему определённым образом. Спаситель во многих евангельских событиях занимает как бы пассивную позицию. Христос безмолвствует в «Великом Инквизиторе» Достоевского. Иисус бездействует в «Мастере и Маргарите» Булгакова. Непосредственно действуют, спорят, борются другие силы – земные. Решать и совершать Бог дозволил самому человеку, и Христос ждёт этого.

Участие Бога – в других измерениях. Бог явился в мир, чтобы утвердить Божественное в человеке как средоточии мироздания. Христос не движет непосредственно нашими членами, но призывает и учит. В Его лице Бог выступает не только как властелин и вершитель, но и как соратник человека, тем самым призывающий и его стать соратником Богу.

Такое соприкосновение и близость Бога и к Богу не отменяет и не умаляет Божией беспредельности и трансцендентности. Бог всегда существует для нас и как авторитет неизвестный и недоступный, чтобы мы могли черпать из этого беспредельного источника нам недостающее. Но новозаветное откровение раскрыло трансцендентное, иномирное в само м имманентном. Как сказал Николай Бердяев, «Бог глубже внутри меня, чем я внутри самого себя» .

Фактом своей жизни вопреки смертоносному хаосу мы обязаны непрекращающемуся ни на мгновение Божиему присутствию. Жизнь есть форма присутствия в мире Божественного начала. Дав нам жизнь, Христос с каждым из нас проходит земной путь, разделяет все наши муки и страдания. Бог присутствует в нас как источник нашего бытия . Каждый наш благой порыв и добрый импульс начинается с того, что мы открываем свою душу глубинному началу бытия.

Христос внутри и рядом, всегда открыт, зовёт и будит нашу душу, терпеливо ждёт встречного движения. Неотмененный ветхозаветный закон дан для того, чтобы возможно было увидеть Божественный авторитет непосредственно и вовне, но чтобы затем обнаружить его в себе. Куда бы человек ни обратил свой взгляд – его ожидает любовный взор Бога, не видеть который мешает пелена мирской суетности.

11. Назначение человека – крестонесение

Итак, то, что происходит с миром – происходит с Самим Богом и в Боге. Бог страдает в акте рождения Нового Бытия и с творением мира всходит на Крест. Поэтому Искупительная Жертва Бога связана с миром не только нравственно, но глубоко бытийно. Божие Распятие является первым актом творения мира и лежит в его основе. В начало мироздания положен Крест Христов . Бог возлюбил мир до сотворения его и потому в мире Он приносит Себя в Жертву. Творя человека и созидая с ним мир, Бог восполняет и Собственное Бытие, обретает Свой новый Лик.

Это не говорит о том, что бытие Бога изначально ущербно и потому нуждается в восполнении, но только о том, что Бог, обладая всей полнотой, ощутил «тоску по Своему другому » (Н.А.Бердяев), по подобному Себе существу. Полнота без возможности ощутить неполноту – неполна . Оттого человек поставлен Богом в начале творения и он же с преображением мира обретает свою законченность. Христос – Богочеловек – Альфа и Омега бытия . И в начале, и в конце Божественное – вместе с человеческим, а человеческое – совместно с Божественным. Теоантропогоническая диалектика (диалектика происхождения богочеловеческого начала) является источником, стержнем и целеподвигающим началом, доминантой бытия.

На определённом этапе творческого взаимодействия – с началом мира сего – человек отпускается Богом на самостоятельный творческий путь. Отныне судьба всего творения Божьего и в человеческих руках. В этом величайшая ответственность и дерзновенность человека, но в этом же и риск Бога. Созиданием собственного богоподобного облика человек творит мир в целом, поэтому содержанием космической эволюции является эволюция человека в Боге.

Акты богооткровения – это символы горнего мира в мире сем. Символы эти являются не только знаками высшей реальности, но и самой этой реальностью, которая бытийнее всего в этом мире. Откровение – реальность, пронизывающая наш мир . Человек только в нём способен узнать смысл своей судьбы. Богооткровение – призыв Бога к истинному человеческому существованию. В истории этот призыв объективируется и превращается в символ. Но для ищущих и жаждущих правды символ превращается в реальность.

Судьба исторического мира станет истинно реальной, когда воплотит во всей полноте то, о чём символически свидетельствует воплощение Бога. В судьбе Богочеловека открывается судьба человека: «То, что индивидуально произошло в Богочеловеке, должно произойти в Богочеловечестве. Это и будет третье откровение Духа» (Н.А. Бердяев). Духовная жизнь Христа – Бога в человеке – символическое пророчество будущности духовных судеб мира. Историческая судьба Иисуса – человека в Боге – символическое пророчество исторических судеб мира, народов, человека. Христос – Путь и Истина. Воскресение доступно только через распятие. Крест – дверь в Царство Небесное. Несущие в жизни свой крест – Крест Христа – могут говорить: Мы тело Иисуса и в нас Дух Христов .

Богочеловек распят миром, это значит в мире распят Бог и человек, и это неразъединимо. Бог с высоты Голгофы призывает человека: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня…» (Мф. 11, 28-29). Человек, принявший своё назначение, распинается силами мира сего, принимает крестные страдания, через которые только и возможно очищение и спасение, воскресение из мертвых: «…ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11, 30).

Человек – сотворец Божий, посланник Божий в миру, житель небес, вошедший в мир для его преображения, спасения всей твари. Но мировые силы, князь которых сатана, противостоят Божественному акту творения. И выполняя свою миссию в мире, человек сораспинается в нём. Идущий за Христом должен взять свой крест, пройти свой крестный путь в жизни. Только принятие Креста Христова – бремени мирового творения, возрождает Христа в человеке: «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Гал. 2, 19-20). Через Крест Христов и человек становится воином-победителем, сокрушающим врата ада на арене своей жизни. Огнём очищающим и врачом исцеляющим нисходит Христос в душу человека, принявшего свой крест. Грех и вина человека смываются не временем, а покаянием перед Крестом Господним, кровью Христовой Жертвы и сораспятостью Богу.

Только через небесную миссию на земле, в свете крестоносительного назначения объясняется противоречивость, катастрофичность человеческой жизни. Судьба человека оказывается не натуральным рядом событий, а творческим дерзновением или отказом от него. Бог в человеке и через человека творит в мире Новое Бытие. Человек в Боге берёт на себя бремя ответственности за судьбы мира. Человек вслед за Богом и с Богом призван пройти путь рождения-воплощения, жизни-распятия и преображения-воскресения .

Основные узлы человеческой судьбы в свете предназначения раскрываются как ступени на пути к Голгофе. Наше появление в этой жизни есть ответ души на Божественный призыв. Невероятно тяжела миссия души, принявшей бремя творения. В миру мы сплошь и рядом срываемся, отказываемся от бремени предназначенности. Когда человек вошёл в самую глубину хаоса, принял на себя тяжесть мировых стихий и в них стал терять свой истинный облик, когда он явился титаном, на плечах которого держится всё, и в то же время он оказался песчинкой перед бездной космических и исторических стихий, – явился Христос и поведал: «…Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Человек призван принять Крест сотворца Божиего и поэтому судьба его в мире есть крестоношение . Можно сказать, что Бог, создав человека, посылает его на распятие, призывает разделить бремя Распятого Бога.

То, к чему человек призван – не от мира сего, и всё мирское восстаёт на человеческое назначение. Поэтому путь наш есть непрерывное балансирование между полярными силами, разрывающими душу: между бытием и небытием, свободой и рабством, хаосом и смыслом, плотью и духовностью, единством и множеством, жизнью и смертью... Всё жизненное, мирское раздирает, раскалывает человеческую душу: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем» (2 Кор. 4, 8-9).

Жизнь представляет собой не нахождение в гармонии, а беспрестанный и трагический поиск гармонии. Назначение человека – соединить изначальные противоположности в живом образе личности. В таинстве крестоношения – смысл человеческого бытия в мире. Бытие человека с момента создания его Богом и до последних времен есть несение Креста.

Крест и Голгофа человеческой судьбы в мире в том, чтобы принять бытие и нести плоть, сохранить и утвердить духовную прообразность, пронести и утвердить цельность души, исполнить своё неповторимо-личностное назначение, выполнить долг неразрывной связи с истиной и, в то же время, открытости всему сущему, быть свободным как Бог и непрерывно сотворить Богу...

12. Иудина голгофа

В Евангелиях определённо дана оценка Иуды Искариота, хранителя денежного ящика апостольской общины, как человека порочного («был вор» – Ин. 12, 6), совершившего величайшее злодеяние: «Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас диавол . Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати» (Ин. 76, 70-71); «И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его…» (Ин. 13, 2).

Но подобная однозначность характеристик не совмещается с тем, что по Евангелиям же Сам Спаситель отобрал Иуду как ближайшего Своего ученика. Трудно представить, чтобы Всеведущий Милосердный Господь не ведал истинной природы Иуды или изначально определил его к греховной роли, направил ко злу. Что скрывается за этим противоречием?

Облик Иуды описан теми, кто был ближе всех ко Христу, кто беззаветно любил Его, хотя и не всегда оказывался Ему верен и не во всём понимал Его. Прежде всего, поэтому все апостолы оценивали поступок Иуды крайне отрицательно. С этим отношением они и описывали происшедшее. Их интерпретация во многом редактирует события, выделяя в них то, что соответствует их представлению, и неосознанно опуская, не замечая то, что не вписывается в их отношение к Иуде. Апостолы передали нам канву событий, запредельный смысл которых раскрывается только в свете Воплощения, Распятия и Воскресения Богочеловека.

Строго говоря, сложившийся образ Иуды больше соответствует не христианскому, а ветхозаветному, законническому мировоззрению. Такую человеческую индивидуальность можно представить в ряду избранников Заратустры, Будды, Магомета, но не Христа. Если эти события осознать в свете облика, учения и миссии Иисуса Христа, то оно представляется намного сложнее, чем принято считать.

Прежде всего, существующие объяснения поступка Иуды несоразмерны грандиозности события , им вызванного. Иуду подвинули не мелкая зависть и тщеславие, не поверхностное разочарование в Учителе и, тем более, не сребролюбие. Здесь скрывается какая-то грандиозная тайна, раскрытие которой может оказаться ключом ко многим другим. Попытаемся понять её, непредвзято проясняя смысл свершившегося. При этом относясь к сложившемуся толкованию как к ступеням познания, позволяющим двигаться далее.

Нельзя оправдать греха в поступке Иуды. Но и не праведно будет судить эту трагедию с общепринятой лёгкостью. Всё происходящее вблизи Голгофы не мелодраматично, а трагично. Судить о каждом событии на пути к Кресту можно только в свете свершившегося. Истинный смысл всего открывается только в свете Воскресения Распятого Богочеловека. Бог готовился к Распятию, и начало этой вселенской трагедии отозвалось мукой и кровью тех, кто уже прикоснулся к ней.

Если Иуда был бы предателем по природе, то это означало бы, что Христос такового «апостола» отобрал Себе изначально. Немыслимо и то, что Всезнающий Бог не знал сущность Иуды. Если же предположить, что Христос знал порочность либо слабость Иуды и в то же время Сам его выбрал среди множества других, то можно прийти и к такому выводу: Всемогущий Бог обрекает немощного человека на предательство. Подобное несовместимо с христианскими представлениями о Справедливом и Милостивом Боге. Нет у нас оснований предполагать и то, что Иуда после призвания Христа изменился радикально и внутренне переродился из праведника в злодея. Подобное ключевое событие не могло не отразиться в Евангелиях. Конечно, безграничная человеческая свобода даёт возможность и не принять Божественный призыв. Но нигде в Евангелиях не говорится, что Иуда был лукав и хуже других изначально, либо изменился к худшему до Тайной Вечери.

Иуда – один из двенадцати апостолов, ближайших учеников и сподвижников Христа, отобранных Самим Спасителем. Каждая фигура провиденциальна, каждому отведена вселенская миссия в будущей христианизации мира, все события в жизни апостолов не случайны. У каждого из них свой крест, своя судьба и своя голгофа. Иуда изначально шёл к тому, что случилось. И Христос именно этого ждал от одного из верных Своих учеников. Иуда первым из смертных взошёл на подножие Голгофы.

Выбор Христа меряет души вечным, но имеет дело с людьми земными. Христос относится к людям как Отец к детям. Какое же место реально занимал Иуда рядом с Христом?

Сам Христос знал сполна Свою долю и шёл к ней: «…пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу…» (Ин. 13, 1). В этом приготовлении Христа к крестному пути Иуде была отведена решающая роль: «…что делаешь, делай скорее» (Ин. 13, 27). Никакая словесная изворотливость не способна доказать, что этими словами Христос благословляет Своего Апостола на тягчайшее преступление и подталкивает к несмываемому греху. Почему сказаны именно эти слова? Если бы в поступке Иуды было только зло, Христос наверняка сказал бы то, что предостерегало бы Иуду от греха. Возможность свободного выбора всегда присутствует во всём, что Христос предлагает Своим ученикам. Здесь же нет выбора никакого , это повеление, призыв или просьба совершить именно это , да ещё скорее .

Господь этим указал, что пришёл час свершиться предначертанному Самим Богом , а не Иудой. Иуда же здесь только орудие Божественного провидения. Орудие, правда, живое и свободное. Христос пришёл в мир, чтобы спасти его. Но возможно ли спасение без Распятия Христа? С другой стороны, способно ли было человечество не распинать Христа? Проповедь Христа не от мира сего и не умещалась в его пределы. Принять Христа и Его учение означало отказаться от себя. Но ветхий человек не был способен открыться Богу, явившемуся в человеческом облике. Принять Иисуса Христа мог бы только мир преображённый, райский, а не земной. Отсюда следует, что Христос воплотился, чтобы подвергнуться Распятию миром во имя его спасения. Для преображения падшего человечества было необходимо Боговоплощение – Богораспятие – Боговоскресение.

Значит, если бы не Иуда, то кто-то другой реализовал бы отношение мира сего к Спасителю и принял бы на себя позор греховного человечества. Иуда олицетворяет волю ветхого человечества в том состоянии, в котором оно пребывало до Воскресения. Не свободный выбор нового, но законническое утверждение старого. Мир не принял Христа, ибо не мог и не был способен на это до преображения Крестной Жертвой.

Все апостолы сполна познали Божественность Христа только после Воскресения и Пятидесятницы – после непосредственного нисхождения на них благодати Распятого и Воскресшего Бога. Старое должно было явить себя перед лицом нового, обнажить свою сущность, и тогда самораспятие Нового Бытия преображает старое по образу Нового. В Иуде сосредоточилось отношение ветхого человечества к воплощению Бога в человеке .

Остальные апостолы в тот момент были более наивны, невинны и этим более защищены. Они восторженно верили, периодически отпадали и даже предавали, затем вновь вверялись Христу, не имея сил проникнуться таинством Голгофы. Иуда в определённом смысле оказался взрослее остальных апостолов. Он ранее других осознавал и продумывал трагические вопросы, возникающие при столкновении неотмирного Благовестия с падшим миром. Истина, открывшаяся ему, испепеляюща, убийственна для не преображенной твари. И если бы кто-нибудь пережил до конца душевную муку Иуды, то был бы вынужден пройти его путь.

В Иуде совершилось деяние непросветлённой и непреображенной твари. Это самое большое, на что способен ветхий человек . Со старозаветной позиции этот поступок закономерен, но с точки зрения новозаветной истины он является греховным. Новозаветному идеалу соответствует самораспятие человека и человечества ради Христа. Но до Христа и без Христа Распятого мир на это не способен.

Мы знаем, что Всемилостивый Любящий Господь простит и предавшего Его, как прощал многократно других апостолов, отступающих от Него, как прощает всех грешных. Но если Сам Христос прощает, то почему мы дерзаем не простить?

Мы призваны к глубочайшему пониманию вещей, дарованному всепрощением и самораскаянием. Ибо прощение и раскаяние – предпосылки истинного понимания ; прощение Иуды за его грех и раскаяние в нашем грехе предательства Христа. И благодарность Иуде за то, что он отчасти взял на себя и наш грех, что не отменяет осуждения самого греха Иуды. Каждый из нас, встретив Христа до Его Воскресения, – предал бы Его, в лучшем случае, как Пётр, по большей же части – как Иуда.

Мы не знаем мотивов поступка Иуды, но можно представить, какие душевные муки испытал один из лучших и близких Богу человек, который начал понимать то, что ещё было скрыто для остальных: что нужно совершить, чтобы предначертанное было сделано , чтобы свершаемое – совершилось. Недопонимая многое, Иуда понимал что-то более остальных. При этом он мог не осознавать вполне своё понимание или житейски объяснять его по-другому. По отношению к другим он многое представлял яснее, задавал себе вопросы, которые остальным в голову не приходили, и мучительно искал на них ответы. Стремился додумать до конца то, что у остальных присутствовало в форме смутного душевного беспокойства, явно отгоняемого. Многое из того, что шевелилось в его душе, он не был способен осознать вполне. Его ветхий ум не был способен вместить всю грандиозность надвигающегося события. И душа его не вместила и надорвалась. Он действовал, следуя глубинному влечению, выражающему неосознаваемый смысл события, масштабы которого можно мерить только вечным.

Можно при этом представить психологический уровень самоосознания Иуды – типичного ветхого человека – при столкновении с Новым Бытием. Он ждал Ветхозаветного Мессию и признал Его в Христе. Мессия должен был, по пророчествам Старого Завета, явиться как Царь Израилев, установить кровную родовую правду. Иудеи надеялись, что Он восстановит справедливость Закона, утвердит величие Израиля и народ иудейский займёт подобающее ему историческое место: из гонимого станет властелином. Враги и притеснители Израиля должны быть наказаны со всей строгостью Закона: «…око за око, зуб за зуб…» (Лев. 24, 20).

Но Христос не только не соответствует чаемому иудейской религиозностью идеалу, но во многом прямо противоположен ему . Мессия – в облике низших мира сего?! Он отказывается от царского достоинства и почестей, не творит чудес для доказательства своего могущества («…не искушай Господа Бога твоего» – Мф. 4, 7), а только «по вере вашей да будет вам» (Мф. 9, 29)! Он учит, что «будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19, 30), и «возлюби ближнего твоего…» (Мф. 22, 39.), «любите врагов ваших…» (Мф. 5, 44), «ударившему тебя по щеке подставь и другую…» (Лк. 6, 29). Такое несоответствие многовековым ожиданиям неизбежно должно было вызвать разочарование у правоверного иудея.

Понимал ли Иуда, что предал Бога? С позиций старозаветных Иуда был прав. До Воскресения Богочеловека в мире ещё не было явлено во всей полноте новое Благовестие. Иуда не был способен понять, что он предал Бога. К тому моменту никто из апостолов и не относился к Иисусу Христу как к Богу, способному взойти на Крест и воскреснуть, смертию смерть поправ . Иуда сделал то, что сделал, потому что был более религиозен, чем его окружавшие, но ветхой религиозностью. Новая же ещё не была явлена.

В душе Иуды произошла встреча ветхого человечества с Благовестием Бога и реакция ветхой человеческой природы на опаляющую весть о Распятии и Воскресении Бога. Христос видел предопределённость внутреннего выбора Иуды и то, что в нём реализуется, почему Господь и не предостерёг Своего Апостола. Повесился же Иуда потому, что его душа не смогла вместить и выдержать содеянное на фоне приоткрывающейся ему истины о Богоявлении.

Индивидуальные психологические переживания Иуды являли глубинную трагедию встречи старого и Нового Бытия. Через Иуду вершилось вселенское событие , хотя он не сознавал этого, как не мог понимать сполна всего происходящего и как, наверное, не понимал вполне и свои поступки. Ибо вечная человеческая душа не вмещается в земной разум. И сознание наше есть только мирская плёнка над бездной душевных мук и превращений, совершающихся в горизонте вечности . Мы продумываем наши мотивы и пытаемся осознать свои поступки, и наше знание представляется нам вполне адекватным. Иной раз так оно и может быть. Но по большей части, особенно в решающих и глобальных событиях, мы не ведаем, что творим . Ибо нашего разума не хватает, чтобы обозреть беспредельное содержание души, которым мы владеем, и осветить источники тех мотивов, которыми мы руководствуемся в плане вечности. Ведёт нас безусловное повеление веры , сознание только фрагментарно отражает это целостное движение духа .

Душа Иуды оказалась в эпицентре события всечеловеческого. И потому житейские мотивы, которыми, как могло ему казаться, он руководствовался, и осознание им происходящего, как поверхностная частичность, прикрывают тайну. Путь к смыслу её лежит через вхождение в трансдуховное (духовность за пределами мира сего), в глубину личного бытия, которая выводит в соборную вечность личных душ . И только оттуда, из нашего небесного лона, может засиять луч, освещающий скрытый смысл событий.

Но мы забываем, что луч этот – в нас и среди нас: «В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла Его» (Ин. 1, 4-5). Лучезарный облик Вочеловечившегося Бога, Его жизнь и учение, смысл Его пребывания в мире и является тем светом, который на земле вскрывает небесные смыслы. Необходимо оценивать поведение всех новозаветных персонажей, в том числе Иуды, через страдание и милосердие Распятого и Воскресшего нашего Спасителя.

Итак, Крест Христов является бытийным стержнем мироздания . Вошедший в мир человек сораспинается Богу и бытие человека, начиная с его создания Творцом и до окончания времён есть непрекращающееся крестонесение . Принимая бремя бытия, человек принимает и несёт свой Крест. Крест вонзён в землю, устремлён в небо и распростёрт над миром. Всё мироздание в объятиях Креста и всё оно у подножия Голгофы. Распятый на Кресте приемлет землю, укоренён в глубинах её, возносится к горнему, и объятия его раскрыты всему живущему и стенающему. Только бремя крестонесения означает обретение полноты бытия.

Но человек впадает в соблазн обладать бытием, отвергая его крестоносительное бремя, а это – предательство бытия и своей вселенской творческой миссии в нём. Кто не отказывается от бремени бытия, тот благословляет бытие, кто пытается от него уклониться –

Крест — древний символ. Он имел сакральное значение у некоторых языческих народов, но в римской цивилизации приобрёл иное назначение - стал орудием жестокой и позорной казни. Казнь Иисуса Христа навсегда определила его смысл - крест стал символом спасения, вечной жизни, искупительной жертвы Агнца. Сюжет распятия, важнейшего момента Страстей Христовых, лег в основу изображения Спасителя на Голгофском кресте, присутствующего в любом храме.

Изображение Голгофского креста без распятого Агнца - распространённый элемент церковной символики. Оно присутствует на облачении священнослужителей, в убранстве храма. Это изображение включает в себя православный восьмиконечный (трёхсоставный) крест, стоящий на трёх ступенях или полусфере (символ Голгофской горы и духовного восхождения). В основании горы помещается череп прародителя Адама, чей первородный грех был искуплен кровью Христа. Часто возле креста изображаются также копьё, которым сотник Лонгин пронзил подреберье Спасителя, и трость с губкой, смоченной уксусом - атрибуты Страстей Христовых. Восьмиконечная форма креста также имеет скрытый смысл. Верхняя короткая перекладина представляет собой дощечку с надписью, начертанной Понтием Пилатом: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». К длинной горизонтальной перекладине были прибиты руки Спасителя, нижняя же служила подножием. Она изображается наклонной, левый конец приподнят вверх, так как справа от Христа (слева от наблюдателя) помещался благоразумный разбойник, покаявшийся перед смертью.

Данный Голгофский крест был создан иконописцами мастерской для храма святых апостолов Петра и Павла в г. Химки, Московская Область. Он предельно лаконичен, совершенно лишен деталей. Ничто не отвлекает внимания молящегося от скорбной фигуры Христа, чьи ступни и раскинутые руки пригвождены к кресту. Кровавые следы видны на ладонях и ступнях Спасителя, а также под ребром справа, куда вонзил копьё сотник Лонгин. Худое, иссушенное мучениями тело Иисуса обнажено, бёдра опоясаны белым полотном. Довершает этот образ вершины Страстей Христовых бессильно поникшая голова Спасителя с закрытыми глазами, увенчанная золотым крестчатым нимбом. Крест на Его нимбе - аллегория крестных мук, буквы на нём образуют греческое слово «Сущий». Над головой Христа, согласно канону, помещена доска с надписью IN ЦI (Иисус Назорей, Царь Иудейский).

Как изготовлена икона?

Икона создана в рамках иконописного канона, по древней технологиияичной темперы, заключающейся в использовании только натуральных красок, полученных из растертых вручную камней (лазурит, малахит, диоптаз и другие), смешанных с яичным желтком и сухим вином.

Строгое соблюдение древней технологии служит гарантией долговечности произведения иконописного искусства.

Более подробную информацию Вы можете получить в разделе Технологии написания икон .

Дополнительное убранство иконы

• Золочение нимба и/или фона.
• Орнамент ручной работы по золоту на полях и нимбе. Украшение ювелирно изготовленными изделиями и полудрагоценными камнями. Примеры декоративного оформления иконы Вы можете посмотреть в разделе Подарочные иконы с декоративным убранством .
• Киот защищает икону от внешних воздействий и может быть украшен резьбой, а также мельхиоровой или латунной басмой (ювелирно выполненной чеканкой). Более подробную информацию Вы можете получить в разделе Киоты .

Как лучше воплотить духовный замысел иконы?

Чтобы лучше воплотить Ваши пожелания и духовный замысел иконы, рекомендуем Вам приехать в мастерскую и посетить производственные помещения, где Вы посмотрите на образцы икон «вживую», подержите их в руках и познакомитесь непосредственно с мастером, благословленным на написание иконы для Вас.

Как трудятся иконописцы нашей мастерской?

Иконописцы мастерской трудятся с молитвой и постом по благословению настоятеля храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке Его Высокопреосвященства Владыки Илариона, председателя Отдела Внешних Церковных Связей Московского Патриархата.

Если нет времени на написание иконы

диакон Андрей

В пасхальную ночь полагалось резать агнцев и вкушать их. Пасхальная трапеза обязательно включала жареного ягненка. Но правила кошерной (разрешенной иудаизмом) пищи предполагают, что в мясе не должно быть крови. По свидетельству Иосифа Флавия, на Пасху в Иерусалиме резалось 265 тысяч ягнят. Ирод Агриппа, чтобы подсчитать число благочестивых семей, велел отделять жертвы к очагу – их оказалось 600 тысяч… Из этих сотен тысяч жертвенных животных надо было излить всю кровь. Если учесть, что в Иерусалиме не было канализации, можно представить, какое количество крови городские сточные канавы несли к Кедронскому потоку.

Кедрон протекает между Иерусалимской стеной и Гефсиманским садом, в котором арестовали Христа. В предпасхальные дни Кедрон наполнялся не столько водой, сколько кровью. Перед нами символ, рожденный самой реальностью: Христа, Новозаветного Агнца, ведут на казнь через реку, полную крови ветхозаветных агнцев. Он идет пролить Свою кровь – чтобы не было больше нужды ни в чьем убийстве. Вся страшная мощь ветхозаветного культа не смогла всерьез исцелить человеческую душу. «Делами закона не оправдается никакая плоть»…

В Гефсиманском саду начинаются страдания Христа. Здесь Он провел последние часы Своей земной жизни в молитве к Отцу.

Евангелист Лука, врач по образованию, описывает облик Христа в эти минуты с предельной точностью. Он говорит, что когда Христос молился, то кровь, как капли пота, стекала по лицу Его. Это явление известно медикам. Когда человек находится в состоянии крайнего нервного или психического напряжения, то иногда – (крайне редко) такое бывает. Капилляры, которые находятся ближе к коже, рвутся, и кровь проступает сквозь кожу через потовые протоки, смешиваясь с потом. В таком случае действительно образуются крупные капли крови, которые стекают по лицу человека. В таком состоянии человек теряет очень много сил. Именно в этот момент Христа арестовывают. Апостолы пытаются сопротивляться. Апостол Петр, который носил с собою «меч» (возможно, это был просто большой нож) готов воспользоваться этим оружием, чтобы защитить Христа, но слышит от Спасителя: «возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» Апостолы разбегаются. Спросонок никто не был готов следовать за Христом. И только один из них, скрываясь за кустами, следует какое-то время за храмовой стражей, ведущей Христа в город. Это – евангелист Марк, который позднее в своем Евангелии расскажет об этом эпизоде. Пока Христос молился в Гефсиманском саду, апостолы вопреки просьбам Христа спали. В те времена было принято спать нагими, и на Марке не было одежды. Вскочив, юноша набросил на себя что-то наспех, и в таком виде последовал за Христом. Мелькание этого пятна за кустами все-таки заметили, стражники попытались поймать его и Марк, оставив накидку в руках храмовой стражи, убежал нагим (). Этот эпизод достоин упоминания потому, что за несколько веков до этого он был по сути предсказан уже в Ветхом Завете. В книге пророка Амоса (2.16) было сказано о дне пришествия Мессии: «И самый отважный из храбрых убежит нагой в тот день». Марк действительно оказался самым отважным, он единственный пробует следовать за Христом, но все-таки и он вынужден нагим бежать от стражи…

Иисуса, преданного Иудой, схватили стражники Синедриона – высшего органа управления иудейской религиозной общины. Его привели в дом первосвященника и на скорую руку судили, прибегая и к лжесвидетельствам, и к клевете. Успокаивая совесть собравшихся, первосвященник говорит: «… лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб». Синедрион стремится показать римским властям, что он сам в состоянии укрощать «возмутителей спокойствия» и не давать повода римлянам для репрессий.

Дальнейшие события в Евангелии описаны достаточно подробно. Последовал суд первосвященников. Римский прокуратор (наместник) Понтий Пилат не находит за Иисусом вины, которую на Него возлагает Синедрион: «Развращение народа, призыв к отказу платить подать кесарю – императору Рима, претензии на власть над иудейским народом». Однако первосвященник Каиафа настаивал на казни, и в конце концов Пилат дает свое согласие.

Обратим внимание только на ту часть приговора, где Синедрион говорит: «Он делает себя Богом». Значит, даже те, кто отнюдь не симпатизировал проповеди Христа, считали, что Он приравнивал Себя к Богу, т.е. утверждал Свое богоравное достоинство. Поэтому, естественно, в глазах правоверных иудеев, исповедующих сугубое единство Бога, это действительно было кощунство, именно это, а отнюдь не претензия на мессианское достоинство. Скажем, Бар Кааба, который приблизительно в это же время претендовал на мессианский титул, не был распят и его судьба гораздо более благополучна. Итак, суд позади, начинается ночь перед казнью.

Голгофа – невысокий холм за городскими стенами Иерусалима – была традиционным местом публичных казней. Именно для этих целей на вершине холма постоянно стояло несколько столбов. По обычаю, приговоренный к распятию должен был на себе нести из города тяжелую балку, служившую поперечиной. Такую балку нес на себе и Христос, но, как говорит Евангелие, не сумел донести ее до Голгофы. Он был слишком обессилен. Перед этим Христа уже один раз подвергли казни: его бичевали.

Сегодня, основываясь на данных Туринской плащаницы, мы можем сказать, что такое бичевание – это тридцать девять ударов пятихвостым бичом со свинцовыми шариками, которые привязаны к концам каждого из ремней. При ударе бич обвивался вокруг всего тела и рассекал кожу до кости. Иисус получил их тридцать девять, потому что иудейский закон запрещал наносить больше сорока ударов. Это считалось смертельной нормой.

Впрочем, закон уже был нарушен. Христа подвергли наказанию дважды, в то время как любое право, в том числе и римское, запрещает наказывать человека дважды за одно и то же деяние. Бичевание – первое, и само по себе тяжелейшее наказание. После него выживал не каждый. И все же за первой карой следует вторая – распятие. Видимо Понтий Пилат действительно пытался отстоять жизнь Иисуса и надеялся, что вид окровавленного проповедника, избитого до полусмерти, удовлетворит кровожадные инстинкты толпы.

Однако этого не произошло. Толпа требовала казни, и Иисуса повели на Голгофу. Избитый и обессилевший, Он несколько раз падал по дороге, и в конце стража заставляет стоявшего рядом крестьянина по имени Симон взять крест и донести его до Голгофы. А на Голгофе Господа прибивают к кресту. Ноги прибивают к тому столбу, который был вкопан, а руки – к той перекладине, которую Он нес на Себе, и затем перекладину водружают на вертикальный столб и прибивают.

За две тысячи лет слово «распятие» повторялось так часто, что смысл его в некоторой степени утратился, потускнел. Потускнела в сознании ныне живущих и громадность той жертвы, которую принес Иисус за всех людей, бывших и будущих.

Что же такое распятие? Цицерон эту казнь называл самой ужасной из всех казней, которые придумали люди. Суть ее состоит в том, что человеческое тело повисает на кресте таким образом, что точка опоры оказывается в груди. Когда руки человека подняты выше уровня плеч, и он висит, не опираясь на ноги, вся тяжесть верхней половины тела приходится на грудь. В результате этого напряжения кровь начинает приливать к мышцам грудного пояса, и застаивается там. Мышцы постепенно начинают деревенеть. Тогда наступает явление асфиксии: сведенные судорогой грудные мышцы сдавливают грудную клетку. Мышцы не дают расширяться диафрагме, человек не может набрать в легкие воздуха и начинает умирать от удушья. Такая казнь иногда длилась несколько суток. Чтобы ускорить ее, человека не просто привязывали к кресту, как в большинстве случаев, а прибивали. Кованые граненые гвозди вбивались между лучевыми костями руки, рядом с запястьем. На своем пути гвоздь встречал нервный узел, через который нервные окончания идут к кисти руки и управляют ей. Гвоздь перебивает этот нервный узел. Само по себе прикосновение к оголенному нерву – страшная боль, а здесь все эти нервы оказываются перебиты. Но мало того, чтобы дышать в таком положении, у него остается только один выход – надо найти некую точку опоры в своем же теле для того, чтобы освободить грудь для дыхания. У прибитого человека такая возможная точка опоры только одна – это его ноги, которые также пробиты в плюсне. Гвоздь входит между маленькими косточками плюсны. Человек должен опереться на гвозди, которыми пробиты его ноги, выпрямить колени и приподнять свое тело, тем самым ослабляя давление на грудь. Тогда он может вздохнуть. Но поскольку при этом руки его также прибиты, то рука начинает вращаться вокруг гвоздя. Чтобы вздохнуть, человек должен повернуть свою руку вокруг гвоздя, отнюдь не круглого и гладкого, а сплошь покрытого зазубринами и с острыми гранями. Такое движение сопровождается болевыми ощущениями на грани шока.

Евангелие говорит, что страдания Христа длились около шести часов. Чтобы ускорить казнь, стража или палачи нередко мечом перебивали голени распятому. Человек терял последнюю точку опоры и быстро задыхался. Стражники, охранявшие Голгофу в день распятия Христа, торопились, им нужно было закончить свое страшное дело до заката солнца по той причине, что после заката иудейский закон запрещал прикасаться к мертвому телу, а оставлять эти тела до завтра было нельзя, потому что наступал великий праздник – иудейская Пасха, и три трупа не должны были нависать над городом. Поэтому команда палачей торопится. И вот, св. Иоанн специально отмечает, что воины перебили голени двум разбойникам, распятым вместе со Христом, но самого Христа не коснулись, потому что видели, что Он был мертв. На кресте заметить это не трудно. Как только человек перестает без конца двигаться вверх-вниз, значит, он не дышит, значит, он умер…

Евангелист Лука сообщает, что когда римский сотник пронзил копьем грудь Иисуса, то из раны излились кровь и вода. По заключению медиков, речь идет о жидкости из околосердечной сумки. Копье пронзило грудь с правой стороны, дошло до околосердечной сумки и сердца – это профессиональный удар солдата, который целится в незагражденную щитом сторону тела и бьет таким образом, чтобы сразу достать до сердца. Из уже мертвого тела кровь истекать не будет. То, что кровь и вода излились, означает, что сердечная кровь еще раньше, еще до последней раны перемешалась с жидкостью околосердечной сумки. Сердце не выдержало мук. Христос умер от разрыва сердца раньше.

Иисуса успевают снять с креста до захода солнца, успевают наскоро обвить в погребальные пелены и уложить в гробницу. Это каменная пещера, высеченная в скале недалеко от Голгофы. Его кладут в гробницу, заваливают вход в небольшую пещерку тяжелым камнем и ставят стражу, чтобы ученики не украли тело. Проходит две ночи и один день, и на третий день, когда ученицы Христа, полные скорби, потому что они лишились любимого Учителя, идут к гробнице, чтобы наконец обмыть Его тело и совершить полностью все погребальные обряды, они обнаруживают, что камень отвален, стражи нет, гробница пуста. Но не успевают их сердца исполниться нового горя: мало того, что Учителя убили, а теперь даже нет возможности похоронить Его по-человечески – как в этот момент является им Ангел, возвещающий величайшую весть: Христос воскрес!

Евангелие описывает ряд встреч с воскресшим Христом. Удивительно, что Христос по Своем воскресении не является ни Понтию Пилату, ни Каиафе. Он не идет убеждать чудом своего воскресения людей, которые не признавали Его при жизни. Он является только тем, кто уверовал и успел принять Его раньше. Это – чудо уважения Бога к человеческой свободе. Когда же мы читаем свидетельства апостолов о воскресении Христа, мы поражаемся одной вещи: они рассказывают о воскресении не как о событии, происшедшем где-то с каким-то посторонним человеком, но как о событии в их личной жизни. «И это не просто: Воскрес дорогой мне человек». Нет. Апостолы говорят: «И мы воскресли вместе со Христом». С тех пор каждый христианин может сказать, что самое важное событие в его жизни произошло во времена Понтия Пилата, когда камень у входа в гробницу оказался отвален, и оттуда вышел Победитель смерти.

Крест – основной символ христианства. Крест – средоточие скорби. И крест же – защита и источник радости для христианина. Почему нужен был Крест? Почему недостаточно было ни проповедей Христа, ни Его чудес? Почему для нашего спасения и соединения с Богом оказалось недостаточно того, что Бог-Творец стал человеком-тварью? Почему, говоря словами святителя , мы возымели нужду в Боге не только воплотившемся, но и закланном? Итак – что значит Крест Сына Божия в отношениях человека и Бога? Что произошло на Кресте и вслед за распятием?

Христос неоднократно говорил, что именно ради этого момента Он пришел в мир. Последний враг, древний враг, с которым сражается Христос – это смерть. Бог есть жизнь. Все, что существует, все, что живет – по убеждениям христиан и по опыту любой развитой религиозной философской мысли – существует и живет в силу своей причастности к Богу, своей взаимосвязи с Ним. Но когда человек совершает грех, он разрушает эту связь. И тогда божественная жизнь перестает струиться в нем, перестает омывать его сердце. Человек начинает «задыхаться». Человека, каким видит его Библия, можно сравнить с водолазом, который работает на дне моря. Вдруг, в результате неосторожного движения, шланг, по которому сверху поступает воздух, оказывается пережатым. Человек начинает умирать. Спасти его можно только восстановив возможность воздухообмена с поверхностью. Этот процесс и есть суть христианства.

Таким неосторожным движением, нарушившим связь между человеком и Богом, был первородный грех и все последующие грехи людей. Люди воздвигли преграду между собою и Богом — преграду не пространственную, а в своем сердце. Люди оказались отрезанными от Бога. Эту преграду необходимо было убрать. Чтобы люди могли быть спасены, могли обрести бессмертие, следовало восстановить связь с Тем, Кто только Один бессмертен. По слову апостола Павла, один только Бог имеет бессмертие. Люди отпали от Бога, от жизни. Их необходимо было «спасти», надо было помочь им обрести именно Бога – не какого-то посредника, не пророка, не миссионера, не учителя, не ангела, а самого Бога.

Могли ли люди сами построить такую лестницу из своих заслуг, своих добродетелей, по которой они, как по ступеням Вавилонской башни, поднялись бы до неба? Библия дает ясный ответ – нет. И тогда, поскольку Земля сама не может вознестись до Неба, Небо склоняется к Земле. Тогда Бог становится человеком. «Слово стало плотью». Бог пришел к людям. Он пришел не для того, чтобы узнать, как мы здесь живем, не для того, чтобы дать нам несколько советов о том, как себя вести. Он пришел для того, чтобы человеческая жизнь могла вливаться в жизнь Божественную, могла с ней сообщаться. И вот Христос вбирает в себя все, что есть в человеческой жизни, кроме греха. Он берет человеческое тело, человеческую душу, человеческую волю, человеческие взаимоотношения, чтобы Собою согреть, отогреть человека и изменить его.

Но есть еще одно свойство, неотделимое от понятия «человек». За эпохи, прошедшие со времени изгнания из рая, человек обрел еще одно умение – он научился умирать. И этот опыт смерти Бог тоже решил вобрать в Себя.

Тайну страданий Христа на Голгофе люди пытались объяснить по-разному. Одна из самых простых схем говорит, что Христос принес Себя в жертву вместо нас. Сын решил умилостивить Небесного Отца, чтобы тот, ввиду безмерной жертвы, принесенной Сыном, простил всех людей. Так считали западные средневековые богословы, нередко так говорят сегодня популярные протестантские проповедники, такие соображения можно встретить даже у апостола Павла. Эта схема исходит из представлений средневекового человека. Дело в том, что в архаичном и в средневековом обществе тяжесть проступка зависела от того, против кого этот проступок направлен. Например, если человек убивает крестьянина – положено одно наказание. Но если он убивает слугу князя, его ждет иное, более серьезное наказание. Именно так средневековые богословы нередко пытались объяснить и смысл библейских событий. Сам по себе проступок Адама, может быть, и невелик – подумаешь, яблоко взял, – но дело в том, что это был поступок, направленный против величайшего властителя, против Бога.

Маленькая, сама по себе ничтожная величина, помноженная на бесконечность, против которой она была направлена, сама стала бесконечной. И, соответственно, для того, чтобы оплатить этот бесконечный долг, необходима была бесконечно огромная жертва. Такую жертву человек не мог принести сам за себя, и, поэтому, за него ее выплачивает сам Бог. Такое объяснение полностью соответствовало средневековому мышлению.

Но сегодня мы не можем признать эту схему достаточно вразумительной. В конце концов, возникает вопрос: справедливо ли, что вместо действительного преступника страдает безвинный? Справедливо ли будет, если некий человек поругается со своим соседом, а затем, когда на него найдет приступ человеколюбия, он вдруг решит: ладно, я на своего соседа гневаться не буду, но, чтобы все было по закону, пойду зарежу своего сына, и после этого будем считать, что мы помирились.

Впрочем, вопросы к такого рода популярному богословию возникали еще у св. Отцов Православной Церкви. Вот, например, рассуждение св. : «Остается исследовать вопрос и догмат, оставляемый без внимания многими, но для меня весьма требующий исследования. Кому и для чего пролита излиянная за нас кровь – кровь великая и преславная Бога и Архиерея и Жертвы? Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе повреждение. А если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас! А если Отцу, то, во-первых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы дав овна? Или из сего видно, что приемлет Отец, не потому что требовал или имел нужду, но по домостроительству и по тому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас, преодолев мучителя силою, и возвел нас к Себе чрез Сына посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием»*.

Были и другие попытки объяснить тайну Голгофы. Одна из этих схем, в некотором смысле более глубокая и довольно дерзкая, говорит об обманувшемся обманщике. Христос уподобляется охотнику*. Когда охотник желает поймать какого-нибудь зверя или рыбу, он рассыпает приманку или маскирует крючок наживкой. Рыба хватает то, что видит – и натыкается на то, с чем встретиться никак не желала.

По мысли некоторых восточных богословов, Бог приходит на землю для того, чтобы разрушить царство сатаны. Что такое царство смерти? Смерть – это пустота, небытие. Поэтому смерть нельзя просто прогнать. Смерть можно только заполнить изнутри. Разрушение жизни нельзя преодолеть ничем иным, кроме как созиданием. Для того, чтобы войти в эту пустоту и изнутри заполнить ее, Бог принимает человеческий облик. Сатана не узнал тайну Христа – тайну Сына Божьего, ставшего человеком. Он считал Его просто праведником, святым, пророком, и полагал, что, как любой сын Адама, Христос подвластен смерти. И вот, в ту минуту, когда силы смерти возликовали, что им удалось победить Христа, предвкушая встречу с очередной человеческой душой в аду, они встретились с силой Самого Бога. И эта божественная молния, низойдя в ад, начинает разворачиваться там и разносит весь адский склеп. Таков один из образов, довольно популярный в древней христианской литературе*.

Третий образ уподобляет Христа врачу. Святой так и говорит: Бог, прежде чем послать Сына Своего на землю, отпустил грехи всем нам. Христос же приходит для того, чтобы подобно опытному врачу, связать воедино распавшуюся человеческую природу. Человек должен сам, изнутри своей собственной природы, снять все преграды, отделяющие его от Бога. То есть человек должен научиться любви, а любовь — это очень опасный подвиг. В любви человек теряет самого себя. В некотором смысле, всякая серьезная любовь близка к самоубийству. Человек перестает жить для себя, он начинает жить для того человека, которого любит, иначе это не любовь. Он выходит за свои собственные пределы.

Однако в каждом человеке есть частица, не желающая выходить за свои пределы. Она не хочет умирать в любви, она предпочитает на все смотреть с точки зрения своей собственной маленькой пользы. С этой частицы и начинается умирание человеческой души. Мог ли Бог просто удалить неким ангельским скальпелем эту раковую опухоль, гнездящуюся в человеческой душе? Нет, не мог. Он создал людей свободными (по Своему образу и подобию) и, потому, не стал бы уродовать собственный образ, который Он вложил в человека. Бог действует только изнутри, только через человека. Сын Предвечного Отца две тысячи лет назад стал сыном Марии, чтобы здесь, в человеческом мире, появилась хотя бы одна душа, способная сказать Богу: «Да, возьми меня, я ничего своего не хочу иметь. Воля не моя, но Твоя да будет».

Но дальше начинается таинство обожения человеческой природы Христа. Он с самого рождения своего Бог. Он располагает, с одной стороны, божественным сознанием, божественным «Я», а с другой стороны, человеческой душой, которая развивалась, как у каждого ребенка, юноши, молодого человека. Естественно, в каждое живое существо Бог вложил боязнь перед смертью. Смерть – это то, что не есть Бог. Бог есть жизнь. Каждой человеческой душе, каждой живой душе вообще свойственно бояться того, что очевиднейшим образом не есть Бог. Смерть – очевиднейшим образом не есть Бог. И человеческая душа Христа боится смерти – не трусит, а противится ей. Поэтому в Гефсиманском саду человеческая воля и душа Христа обращаются к Отцу со словами: «Душа моя скорбит смертельно… Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты…» ().

В этот момент переступается последняя грань, которая могла отъединить человека от Бога – опыт смерти. В результате, когда смерть подступает к жизни Христа, пробует ее раздробить и уничтожить, то не находит в ней для себя никакого материала. По определению святого , с которым были согласны не только христиане II века, когда жил святой, но и верующие во все времена, смерть – это раскол. Прежде всего раскол души и тела, а также вторая смерть, которая по христианской терминологии есть раскол души и Бога. Вечная смерть. Так вот, когда этот раскол, этот клин, пробует утвердится, найти свое место во Христе, оказывается, что ему там нет места. Он там застревает, потому что человеческая воля Христа через Гефсиманское моление подчинилась божественной воле, всецело соединилась с ней. Клин смерти не смог отделить душу Христа от Божественной природы Сына Божия, и, как следствие, человеческая душа Христа оказалась до самого конца неотделима от Его тела. И поэтому и происходит почти немедленное воскресение Христа.

Для нас это означает, что отныне смерть человека становится не более, чем эпизодом его жизни. Поскольку Христос нашел путь выхода из смерти, это означает, что если человек последует за ним, образно говоря, «вцепится в его одежды», то Христос протащит его через коридоры смерти. И смерть окажется не тупиком, а просто дверью. Именно поэтому апостолы говорят о том, что смерть Иисуса Христа – важнейшее событие в их личной жизни.

Таким образом, спасение мы обретаем не смертью Христа, но Его воскресением. Смерть изгоняется натиском жизни. Христос не просто «претерпевает» муки. Нет. Он вторгается в область смерти и присозидает человечество к источнику бессмертной жизни – к Богу.

Есть и четвертый образ, объясняющий события Голгофы. Землю, где живут люди, можно уподобить оккупированной планете. Так получилось, что в мире небесном в некие времена, о которых мы ничего не знаем, произошло событие Богоотступничества…

Мы не знаем его мотивов, не знаем, как оно протекало, но зато знаем его последствия. Мы знаем, что в ангельском мире произошло разделение. Часть небесных духовных сил отказалась служить Творцу. С человеческой точки зрения это можно понять. Любое существо, осознающее себя как личность, рано или поздно оказывается перед дилеммой: любить Бога больше, чем себя, или любить себя больше, чем Бога. Некогда и ангельский мир встал перед этим выбором. Большинство ангелов, как полагает и библейский, и церковный опыт, «устояли» в чистоте и «устояли» в Боге, но некоторая часть откололась. Среди них был ангел, созданный наиболее прекрасным, наиболее мудрым, наиболее сильным. Ему было дано дивное имя – Светоносец (лат. «Люцифер», слав. «Денница»). Он был не просто одним из певцов славы Божией. Богом Ему было вверено управление всей Вселенной.

По христианским воззрениям, у каждого человека, у каждого народа есть свой ангел-хранитель. Люцифер был ангелом-хранителем всей Земли, всего человеческого мира. Люцифер был «князем Земли», князем мира сего.

Библия с первых страниц указывает, что самые страшные события космической летописи происходят из-за человека. С точки зрения геологии, человек – не более, чем плесень на поверхности незначительного небесного тела, расположенного на окраине Галактики. С точки зрения теологии, человек настолько важен, что именно из-за него вспыхнула война между Богом и Люцифером. Последний считал, что во вверенном ему хозяйстве люди должны служить тому, кто этим хозяйством управляет. То есть ему, Люциферу.

Через грехопадение человек, к сожалению, впустил в свой мир зло, и мир оказался отъединен от Бога. Бог мог обращаться к людям, мог напоминать им о Своем существовании. Всю трагедию до-христианского мира можно выразить простой фразой: «был Бог – и были люди», и они были порознь, и между ними была некая тонкая, невидимая, но очень упругая стена, не позволявшая человеческому сердцу по-настоящему соединиться с Богом, не позволявшая Богу навсегда остаться с людьми. И вот Христос приходит «в зраке раба» (в образе раба) как сын плотника. Бог приходит к людям, чтобы в некотором смысле «изнутри» поднять восстание против узурпатора.

Если внимательно читать Евангелие, то становится понятно, что Христос – вовсе не такой сентиментальный проповедник, каким кажется в наше время. Христос – воин, и Он прямо говорит, что Он ведет войну против врага, которого называет «князь мира сего» () – «arhon tou kosmou». Если мы всмотримся в Библию, то увидим, что Крест, Голгофа – это цена, которую пришлось уплатить за увлечение людей оккультизмом, «космическими откровениями».

А дальше внимательное чтение Библии открывает еще одну удивительную загадку. С точки зрения обыденного мифологического мышления, место обитания демонов – это подземелье, подземье. Народное представление помещает ад под землю, туда, где кипит магма. Но в Библии речь скорее идет о том, что «духи злобы» обитают в небесном мире. Они так и называются – «духи злобы поднебесной», а отнюдь не «подземной». Оказывается, что тот мир, который люди привыкли называть «видимым небом», отнюдь не безопасен, он стремится подчинить себе человеческое сердце. «Забудь о Боге, мне молись, мои верней награды!», – как говорил об этом демон в балладе Жуковского «Громобой». Именно эту небесную блокаду и желает прорвать Христос. Для этого он приходит сюда неузнанным, и для этого умирает.

Преподобный спрашивает: а почему Христос избрал такой странный вид казни?» и сам же отвечает: «чтобы очистить воздушное естество». По пояснению преп. Максима Исповедника, Христос принимает смерть не на земле, а в воздухе, чтобы упразднить «враждебные силы, наполняющие среднее место между небом и землей». Крестом освящается «воздушное пространство» – то есть то пространство, которое и отделяет людей от Того, Кто «превыше небес». И вот, после Пятидесятницы, первомученик Стефан видит небеса отверстые – через которые зрим «Иисус, стоящий одесную Бога» (). Голгофский Крест – это тоннель, пробитый сквозь толщу демонических сил, которые норовят представить себя человеку как последнюю религиозную реальность.

Следовательно, если человек сможет подойти к той зоне, которую Христос очистил от засилья духов зла, если сможет предложить свою душу и свое тело для исцеления Христу как врачу, который в Себе и через Себя исцеляет природу человеческую – в этом случае он сможет обрести ту свободу, что принес Христос, тот дар бессмертия, который Он в Себе имел. Смысл пришествия Христа в том, чтобы жизнь Бога, оказалась отныне доступна людям.

Человек создан, чтобы быть с Богом, а не с космическими самозванцами. Созданный по образу Творца – к Творцу и призван идти. Сам Бог свой шаг навстречу человеку уже сделал. Чтобы освободить людей от космической блокады, от мутных откровений «планетных логосов», астральных «махатм» и «владык космоса», Бог прорвался к нам. Прорвался сквозь весь космический мусор – ибо Дева Мария была чиста. И вырвал нас из под власти космических «пришельцев» своим Крестом. Крест связал небо и землю. Крест соединил Бога и человека. Крест – знак и орудие нашего спасения. Потому и поется в этот день в храмах: «Крест – хранитель всея вселенныя». Крест воздвигнут. Встань же и ты, человек, не дремли! Не пьяней от суррогатов духовности! Да не бесплодно будет Распятие Творца для твоей судьбы!

Серебряный нательный крест с Голгофой и молитвой на лицевой стороне и растительным орнаментом на обороте выполнен в стиле русских крестов эпохи царствования Петра I. Подобные кресты, украшенные в средокрестии завитками и красными или металлическими бусинами, появились в России в конце XVII - начале XVIII века. Они соединили в себе два вида крестов: процветшего и «солнца». Завитки символически изображают одновременно солнце с лучами, ветвь с ягодами, обвивающую крест, и терновый венец с каплями крови. Это образ прославления Христа, Отрасли праведной (Иер. 23, 15), Венца правды (Тим. 4, 8), Венца славы (Петр. 5, 4), Солнца правды (Мал. 4, 2); а также Животворящего Креста Господня, о котором Церковь говорит, что «водруженный посреди Вселенной» и «насажденный на лобном месте» Крест Христов «произрастил гроздь жизни» и «просветил всю Вселенную, разогнал тьму и возвестил свет»; что по евангельскому обетованию он первым явится на небе перед Вторым Пришествием Христа, «озаряя всю землю от концов и до концов ее, паче светлости солнечной, и возвещая пришествие Владыки Христа» (прп. Ефрем Сирин, †373).

В Православной Церкви всегда существовали нательные кресты как с изображением Господа, так и без него, потому что сам крест как великое и победоносное оружие Христово с апостольских времен почитался главным священным символом христианства.

На данном кресте тоже нет изображения Господа. Но на лицевой стороне на горе Голгофе, обозначенной полукружием и буквами МЛРБ (Место Лобное Рай Бысть), рельефно изображены орудия страстей Христовых: восьмиконечный крест, трость с губкой и копие. С двух сторон сокращенно написано святое имя Христа «IС ХС» и слово «НИКА», что значит «победил». По воскресении Господь произнес его, обращаясь к ученикам: «Дерзайте, яко Аз победил мир» (Ин. 16, 33).

Форма восьмиконечного креста чаще других употребляется в православной традиции, а старообрядцами почитается как един-ственно верная. Она соответствует евангельскому описанию, в котором говорится, что после казни к четырехконечному кресту Христа прибили еще две перекладины: подножие и табличку с надписью «Иисус Назорей Царь Иудейский». Полна символизма и основная четырехконечная форма. «Как четыре конца креста держатся и соединяются его средоточием, так и силою Божественной держится высота и глубина, долгота и широта, то есть видимая и невидимая тварь», - писал великий богослов и аскет прп. Иоанн Дамаскин (VII в.). То есть в каждом кресте есть и мистический образ Господа, Его Царства Славы, и образ преображенного святостью земного мира, дабы «могли постигнуть со всеми святыми, что есть широта и долгота, и глубина и высота» (Еф. 3, 18).

Основная поперечная балка, простирающаяся вширь, знаменует собою земное, вертикальная указывает на преисподнее и Небесное и на возрастание земли к Небу. Верхняя часть креста - это область Божественного бытия, которая как бы отделяется короткой верхней перекладиной.

Земное и Небесное царствия часто изображались в христианском искусстве в виде деревьев или других растений. В земном мире они являются символами духовного обновления, возрождения, а также Божией Матери, в Небесном - рая и Христа. Растительный орнамент на обороте креста как бы изображает весь мир, все концы земли, тянущиеся к Богу, стремящиеся соединиться во Христе, символически обозначенном крестоцветом по центру. Побеги, тянущиеся к центру, состоят из двенадцати сочленений. Это образ двенадцати апостолов, учеников Христа. Они были призваны проповедью Евангелия во всех концах земли привести мир к Богу.

Главная идея художественного замысла креста - прославление Животворящего Креста Господня и его спасительной силы для человека. Этому посвящена и молитва, написанная на лицевой стороне: «Крестъ хранитель всея вселенныя, крестъ красота Церкве, крестъ царей держава, крестъ вернымъ утверждение, крестъ ангеловъ слава, крестъ демонов язва». (На изделии молитва пишется в сокращении).

Крест - символ веры и любви к Богу, личный священный знак Таинства Крещения, совершенного над человеком, в котором он получил второе, духовное рождение. Крещеный человек усыновлен Богу, является членом Его Церкви и живет с надеждой на спасение и жизнь вечную, ведь «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5). Крест охраняет человека от всякого зла, особенно от невидимых врагов, помогая стать ближе к Богу.

«Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24), - говорит Господь

В христианской религии изображение креста имеет глубокое философско-нравственное значение. Он стало символом великой искупительной жертвы, принесённой Богом во избавление людей от вечной смерти, являвшейся следствием первородного греха, совершённого нашими прародителями - Адамом и Евой. Его изображения весьма разнообразны, и каждое имеет особый смысловой оттенок. Одно из них, а именно Голгофский Крест, является темой этой статьи.

Крест - картина великого события

Его очертания знакомы каждому, кто так или иначе встречался с православной символикой, и увидеть их можно на облачении монахов, предметах а также в атрибутах, связанных с освящением жилищ и транспорта. Голгофский Крест представляет собой стилизованную картину события, происшедшего более двух тысяч лет назад в Палестине, коренным образом изменившего весь ход мировой истории.

В его композицию включены изображения Креста - орудия мучения Спасителя нашего Иисуса Христа, горы Голгофы, на вершине которой произошло это событие, головы Адама, покоящейся в её недрах, традиционно изображаемой у подножия Креста. Кроме того, сюда включены надписи, имеющие как пояснительный, так и сугубо сакральный характер.

Сияние в римском небе

Центром композиции является сам Крест. Известно, что его изображение как магический символ и даже как изображение божества встречалось ещё у представителей древнейших, дохристианских культур. Лишь в Римской империи он превратился в орудие позорной и мучительной казни, которой подвергались, главным образом, рабы и особо опасные преступники. Его символы появились на стенах катакомб, где во II и III веках первые христиане совершали тайные богослужения. Они представляли собой изображения пальмовой ветви, плети и аббревиатуры имени Христа.

В обычном, «незашифрованном виде», Крест впервые появился в IV веке, когда христианство получило в Риме статус государственной религии. Согласно Священному преданию, императору Константину в ночном видении явился Спаситель и повелел украсить изображением Креста знамя, под которым его воинство готовилось вступить в бой с врагом. Утром в небе над Римом появилось сияние в виде креста, рассеявшее его последние сомнения. Исполнив повеление Иисуса Христа, Константин вскоре разгромил врагов.

Три памятных креста

Римский историк Евсевий Памфил описывает это знамя с изображением Креста в виде копья с поперечной перекладиной и начертанного сверху буквенного сокращения Несомненно, что Голгофский Крест, фото которого представлено в статье, стал результатом последующих видоизменений символа, украшавшего боевое знамя римского императора.

После победы, одержанной Константином, в знак благодарности Спасителю он приказал установить три памятных Креста и нанести на них надпись «Иисус Христос победитель». По-гречески она выглядит так: IC.XP.NIKA. Такую же надпись, но по-славянски, содержат все православные Голгофские Кресты.

В 313 году свершилось великое событие: на основании Миланского эдикта, принятого по инициативе императора Константина, в Римской империи была установлена свобода вероисповедания. Христианство после трёх веков гонений получило, наконец, официальный государственный статус, и его символике был дан мощный импульс для дальнейшего развития.

Основные элементы Креста

Несмотря на то что главный имеет различные начертания, православные Голгофские Кресты принято изображать трёхсоставными, то есть восьмиконечными. Они представляют собой сочетание вертикального столба и большой перекладины, расположенной, как правило, на уровне, составляющем две трети от их высоты. Это, собственно, и есть само орудие мучения, на котором был распят Спаситель.

Над большой горизонтальной перекладиной изображается параллельная ей малая, символизирующая дощечку, прибитую к кресту перед казнью. На ней были слова, написанные самим Понтием Пилатом: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Эти же слова, но в славянском начертании, содержат все православные Голгофские Кресты.

Символическое мерило греховности

В нижней части вертикального столба помещается небольшая наклонная перекладина - символическое подножие, укреплённое уже после того как Спасителя пригвоздили ко Кресту. Голгофский Крест, как и вообще все православные кресты, изображается с перекладиной, у которой правый край выше левого.

Эта традиция восходит к библейскому тексту, повествующему о том, что по обеим сторонам от Спасителя были распяты два разбойника, причём тот, что справа, покаялся, обрёл жизнь вечную, а тот, что слева, хулил Господа и обрёк себя на вечную смерть. Таким образом, наклонная перекладина играет роль символического мерила человеческой греховности.

Символ Лобного места

Голгофский Крест всегда изображается на некоем постаменте, олицетворяющем гору Голгофу, название которой переводится с древнееврейского языка как «череп». Это послужило основанием для другого названия, упомянутого в славянском и русском переводах Евангелия, - «Лобное место». Известно, что в древние времена оно служило местом казней особо опасных преступников. Есть свидетельства, что состоящая из серого известняка гора действительно внешне напоминала череп.

Как правило, Голгофа изображается в нескольких вариантах. Это может быть полусфера, а также пирамида с ровными или ступенчатыми краями. В последнем случае эти ступени называют «ступенями духовного восхождения», и каждая из них имеет определённое название: нижняя - Вера, средняя - Любовь, высшая - Милосердие. С обеих сторон горы, на которой изображён Голгофский Крест, помещаются две буквы - «ГГ», что значит «Гора Голгофа». Их начертание является обязательным.

Трость, копьё и череп

Кроме всего вышеперечисленного, Голгофский Крест, значение которого, прежде всего, - в олицетворении жертвенности и искупления человечества через страдания Христа, как правило, изображается с атрибутами палачей, упомянутыми в Евангелии. Это трость, на конце которой - губка с уксусом, и копьё, пронзившее тело Спасителя. Обычно они помечаются соответствующими буквами - «Т» и «К».

Важное место в общей композиции занимает и череп, изображённый внутри Голгофы. Это символическая голова прародителя нашего Адама, о чем свидетельствуют начертанные возле неё буквы «Г» и «А». Принято считать, что жертвенная кровь Христа, проникнув сквозь толщу горы, омыла её от первородного греха. По поводу того, каким образом голова Адама оказалась в недрах этой горы, существует несколько версий. Одна из них утверждает, что тело прародителя было принесено сюда ангелами, согласно другой, его захоронил тут потомок Адама Сиф, а по наиболее распространённой версии, тело принесли воды Всемирного потопа.

Прочие надписи

Согласно установившейся традиции, есть и иные символические начертания, сопровождающие Голгофский Крест. Значение надписей (выполненных всегда по-славянски) в полной мере сообразуется с евангельским сюжетом о страстях Господних. В верхней части креста обычно пишется «Сын Божий». В некоторых случаях её заменяет надпись «Царь Славы». Над большой горизонтальной перекладиной помещается надпись «IC XP» - «Иисус Христос», а внизу, как уже было упомянуто, «НИКА» - «Победа». Место свершившегося события и его главный итог обозначаются буквами «МЛ» - «Место лобное», и «РБ» - «Раю быть».

Частица Божьей Благодати

Схематическое изображение места распятия Христа - Голгофский и напрестольный - прочно вошло в число наиболее почитаемых православных символов. В наши дни оно является не только атрибутом монастырской аскезы, но и святыней, бережно хранимой благочестивыми мирянами.

Большинство россиян, иногда даже те из них, которые не причисляют себя к верующим людям, придерживаются, тем не менее, старинных традиций и носят на груди символы христианства, в том числе и Голгофский Крест. Серебро ли пошло на его изготовление, золото, или выполнен он из иных металлов, освящённый в церкви Христовой, он всегда несёт в себе частицу Божественной Благодати, столь необходимой в жизни каждого из нас.