Почему в храме необходимо пение. Обучение пению на клиросе в церковном хоре

Почему в храме необходимо пение. Обучение пению на клиросе в церковном хоре

11.05.2014

Храм является тем местом, где каждый верующий человек может побыть наедине с Господом Богом, почитать молитвы и исповедаться. Многие любят посещать службу, так как там можно послушать завораживающее пение церковного хора, которое подталкивает задуматься о смысле бытия. Другие же мечтают и сами стать участниками этого хора, однако это не так просто.

Чем необходимо обладать, чтобы петь в церковном хоре

Пение в хоре, будет не только приятным, а и полезным, если человек будет православным христианином, и при этом будет следовать основным традициям. Они заключаются в том, что храм необходимо посещать как можно чаще, то есть желательно присутствовать на каждой службе. Кроме того, важно регулярно исповедоваться и причащаться. Желание петь в храме, должно исходить из самой души, а вера в Бога должна быть сильной и непоколебимой.

Музыкальные способности также должны присутствовать, ведь петь в хоре, не обладая при этом, слухом или голосом просто не получится. Приветствуется наличие хотя бы начального музыкального образования. Это пригодится для того, чтобы читать ноты и знать гласы. Певцы, исполняющие церковные песни должны обладать приятным по тембру голосом и чистым интонированием. Важным моментом является и умение петь в унисон с другими исполнителями.

Что необходимо сделать, чтобы попасть в церковный хор

Попасть в хор можно после одобрения его руководителя, для этого необходимо будет поговорить с ним или со священником. Регент и батюшка поинтересуются у вас о наличии:

  • веры;
  • музыкального образования;
  • опыта пения в хоре.

Кроме того, в церкви могут поинтересоваться о частоте посещения служб, знаниях молитв, а также наличии крестика.

Некоторые храмы проводят специальные курсы для пения. Они помогут убедиться в наличии способностей и придадут уверенности. Более того, люди, посещающие эти курсы, могут подробно узнать о церковных канонах и правилах, Литургиях, церковном языке, сольфеджио и вокале. Иногда курсы являются очень продолжительными, но в тоже время они дают колоссальный опыт.

Без наличия музыкального образования достаточно просто попасть петь в клирос, главное обладать приятным голосом и отличным слухом. Прежде чем начать петь на клиросе, необходимо получить благословение настоятеля. Благодаря этому опыту можно будет понять, на сколько высоки способности и достаточно ли их для церковного хора.





Итак, почему в храме необходимо пение? Потому, что храм – это дом молитвы, а молитва есть высшее выражение человеческого духа на земле. И поэтому, как точно подмечено в книге «Искусство и православие» Александром Художиным, «молитва нередко стремится воплотить себя в стройных музыкальных звуках, которые не только служат для нее прекрасной одеждой, но и являются крыльями, возносящими ее к небесам». Т. е. пение делает молитву более возвышенной.

В статье протоиерея И. Вознесенского «О высоком достоинстве и благотворном влиянии на людей церковного пения» говорится о том, что пением лучше, чем словом, чертами лица и жестами раскрываются «самые глубокие душевные состояния, самые благороднейшие, возвышенные и святые чувства Пением мы выражаем восторг нашего духа (т.е. и певчих, и прихожан – прим. авт.) огонь благородного одушевления».

Это настоящее чудо. Не случайно, что оно стало достоянием множества людей, и что это произошло именно в Греции, стране, которая дольше всех сохраняла традиции древнего византийского пения, но сегодня во многих греческих храмах оно заменено партесным (многоголосным) пением. Установлено, что ангелы на афонской записи поют Херувимскую песнь именно древнего византийского распева. Священник убежден, что ангелы ничего не делают просто так. Поскольку идет процесс секуляризации, обмирщения церковной культуры, то целью явления ангелов и их непотаенного пения было, вероятно, стремление повлиять на сознание современных людей.

В наших православных храмах, к сожалению, употребляется преимущественно партесное (многоголосное) пение, которое по своей природе не приспособлено к описанию явлений духовного мира, но пригодно лишь для описания явлений телесных, мирских, для выражения страстей, для игры чувств.

Богослужебное пение как звуковое богословие

Настоящее богослужебное пение (как говорят ученые-литургисты) – это звуковое богословие, «иконописующее», а не живописующее духовный мир. Оно говорит о невидимом мире языком одноголосного знаменного распева , природа которого для этого и приспособлена.

Слава Богу, сейчас в таких крупных монастырях, как Троице-Сергиева лавра и Оптина пустынь стали проводить некоторые службы полностью знаменным распевом. У нас на Урале в женском Ново-Тихвинском монастыре все службы (даже требы) изумительно поются древним распевом с исоном, в мужском монастыре села Тарасково в субботу и воскресенье можно помолиться под знаменное пение.

В приходских же храмах услышать древние намоленные распевы – большая редкость. Не только миряне, но и многие священнослужители, к сожалению, не приемлют язык таких распевов без гармонического сопровождения и упрощенной мелодики.

Может быть, главной причиной неприятия знаменного распева современным обществом верующих является его исключительная духовность , недоступная из-за нынешнего великого духовного оскудения, всеобщей апостасии. Ведь знаменный распев , как писал большой его знаток протоиерей Борис Николаев – «одна из тайн Царствия Божия, постигаемая сперва духом, а потом уже, сколь возможно, разумом».

Духовный потенциал знаменного распева весьма высок, но «душевен человек не приемлет яже Духа Божия» (из 1-го посл. ап. Павла к Кор.). Знаменный распев надмирен, поскольку возник из монашеского подвига и явился плодом откровения Божия.

Мне посчастливилось познакомиться на съездах Союза православных братств в Москве и в Питере в 90-е годы, а также общаться и переписываться с замечательным ученым-медиевистом, регентом Спасского собора Андроникова монастыря Б.П. Кутузовым.

Борис Павлович считает, что знаменный распев – это еще и духовное оружие , которого боятся демоны и ненавидят его, как и православную икону, против которой они еще в VIII веке воздвигли брань, приведшую к целой эпохе иконоборчества. Эпоха иконоборчества , как мы знаем, закончилась победой Церкви. Но скрытое замаскированное иконоборчество, по мнению Б.П. Кутузова, продолжается: в виде маскировки светской живописи под иконопись, а в музыкальном иконоборчестве в виде маскировки светской музыки под духовное пение. Эти рассуждения можно прочитать в сборнике статей Б.П. Кутузова «Знаменный распев – поющее богословие», где автор с сокрушением констатирует, что система богослужебного пения низведена сегодня до уровня музыки с ее концертным принципом.

Думаю, причина закрытости для нас настоящего богослужебного пения не только в том, что мы потеряли способность к восприятию духовного и не можем вместить в себя чуждую плотской чувственности неземную красоту знаменного и других древних монашеских распевов. Дело в том, что мы – россияне – с детства воспитаны на образцах западно-европейской музыки с ее совершенно иным ладово-интонационным и гармоническим строем. Наш слуховой багаж значительно ограничен и обеднен.

Церковь же, как любящая мать, снисходит к немощам людей приходящих в храм, поэтому и допускает во время богослужений преимущественно партесное пение, как более легкое для восприятия, чем и нам приходится заниматься в периоды между четырьмя постами.

Но мы очень признательны нашему настоятелю – протоиерею Ярославу Иванову – за то, что благословил нас вести постовые службы монастырскими распевами. Во-первых, это очень логично: как телесная пища становится более скудной во время поста, так и звуковая среда богослужений (как пища душевная и духовная) становится более аскетичной, значительно ограничивается в музыкальных выразительных средствах, давая больше возможностей людям для внутренней сосредоточенности и для воздержания от лишних эмоций.

Во-вторых, знаменные, византийские, валаамские, древнеримские, староболгарские, сербские и другие намоленные распевы воспринимаются нами – певчими (надеюсь, и прихожанами) – как символ благочестия, как плод духовный и как высшее проявление церковного певческого творчества Православной Церкви.

Ощущаешь, что интонации древних распевов несут на себе благодать, как и слова Евангелия, даже независимо от того, кто их исполняет. Пусть мы и не монахи, а может быть, последние грешники, но объективно это действительно богодухновенные интонации, которые когда-то монахи-песнотворцы улавливали духовным слухом из Небесных высот, из ангельского пения как вечно существующие архетипы. И даже в нашем, не совсем осознанном, исполнении эти интонации, думаю, сохраняют «касание Вечности».

Приглашаю всех на постовые службы в наш храм.
29.11.2015

I. НА ВСЕНОЩНОМ БДЕНИИ

НА ВЕЧЕРНЕ:

Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранится нам. Благословен еси, Господи, Боже отец наших, и хвально и прославлено имя Твое во веки, аминь. Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя. Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим. Благословен еси, Владыко, вразуми мя оправданием Твоим. Благословен еси, Святый, просвети мя оправдании Твоими. Господи, милость Твоя во век: дел Руку Твоею не презри. Тебе подобает хвала, Тебе подобает пение, Тебе слава подобает, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Песнь Пресвятой Богородице

Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

Псалом 33

Благословлю Господа на всякое время,/ выну хвала Его во устех моих. О Господе похвалится душа моя,/ да услышат кротции, и возвеселятся. Возвеличите Господа со мною,/ и вознесем имя Его вкупе. Взысках Господа и услыша мя,/ и от всех скорбей моих избави мя. Приступите к Нему и просветитеся,/ и лица ваша не постыдятся. Сей нищий воззва, и Господь услыша и,/ и от всех скорбей его спасе и. Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его,/ и избавит их. Вкусите и видите, яко благ Господь;/

Блажен муж, иже уповает Нань. Бойтеся Господа вси святии Его,/ яко несть лишения боящимся Его. Богатии обнищаша и взалкаша;/ взыскающии же Господа не лишатся всякаго блага. Приидите, чада, послушайте мене,/ страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот,/ любяй дни видети благи? Удержи язык твой от зла,/ и устне твои, еже не глаголати льсти. Уклонися от зла, и сотвори благо,/ взыщи мира, и пожени и. Очи Господни на праведныя,/ и уши Его в молитву их. Лице же Господне на творящия злая,/ еже потребити от земли память их. Воззваша праведнии, и Господь услыша их,/ и от всех скорбей их избави их. Близ Господь сокрушенных сердцем,/ и смиренныя духом спасет. Многи скорби праведным,/ и от всех их избавит я Господь. Хранит Господь вся кости их,/ ни едина от них сокрушится. Смерть грешников люта,/ и ненавидящии праведнаго прегрешат. Избавит Господь души раб Своих,/ и не прегрешат вси уповающии на Него.

НА УТРЕНИ:

Воскресная песнь после Евангелия

Воскресение Христово видевше,/ поклонимся Святому Господу Иисусу,/ Единому Безгрешному./ Кресту Твоему покланяемся, Христе,/ и святое Воскресение Твое поем и славим:/ Ты бо еси Бог наш,/ разве Тебе иного не знаем,/ имя Твое именуем./ Приидите, вси вернии,/ поклонимся святому Христову Воскресению;/ се бо прииде Крестом радость всему миру./ Всегда благословяще Господа,/ поем Воскресение Его;/ распятие бо претерпев,/ смертию смерть разруши.

Песнь Пресвятой Богородицы

Величит душа Моя Господа,/ и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем.

Яко призре на смирение Рабы Своея,/ се бо отныне ублажат Мя вси роди.

Яко сотвори Мне величие Сильный,/ и свято имя Его, и милость Его в роды родов боящимся Его.

Сотвори державу мышцею Своею,/ расточи гордыя мыслию сердца их.

Низложи сильныя со престол,/ и вознесе смиренныя; алчущия исполни благ,/ и богатящияся отпусти тщи.

Восприят Израиля отрока Своего,/ помянута милости,/ якоже глагола ко отцем нашим, Аврааму и семени его, даже до века.

К каждому стиху припев:

Честнейшую Херувим/ и Славнейшую без сравнения Серафим,/ без ис-

Тления Бога Слова рождшую,/ сущую Богородицу, Тя величаем.

ПОСЛЕ 1-ГО ЧАСА:

Взбранной Воеводе победительная,/ яко избавльшеся от злых,/ благодарственная восписуем Ти раби Твой, Богородице;/ но яко имущая державу непобедимую,/ от всяких нас бед свободи да зовем Ти:/ радуйся, Невесто Неневестная.

ПО ОКОНЧАНИИ ВСЕНОЩНОГО БДЕНИЯ

В некоторых храмах поют:

Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево: молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, Едина Чистая и Благословенная.

Царице моя Преблагая, надеждо моя Богородице, приятелище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко странна. Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши: яко не имам иныя помощи, разве Тебе, ни иныя предстательницы, ни благия утешительницы, токмо Тебе, о Богомати, яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веков. Аминь.

П. НА БОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТУРГИИ

Символ веры

Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденного прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Света и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки гряду-щаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со От-цем и Сыном спокланяема и славима, глаголавшаго пророки. Во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь.
Молитва Господня

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго

Во время причащения верующих Святых Христовых Тайн поется:

Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите.

III. ПЕСНОПЕНИЯ, ПОЕМЫЕ НА МОЛЕБНАХ

Молитва Святому Духу

Царю Небесный,/ Утешителю, Душе истины,/ Иже везде сый/ и вся исполняяй,/ Сокровище благих/ и жизни Подателю,/ прииди и вселися в ны,/ и очисти ны от всякия скверны,/ и спаси, Блаже, души наша.

Благодарственный Спасителю, глас 4

Благодарни суще недостойнии раби Твои, Господи,/ о Твоих великих благодеяниих на нас бывших,/ славяще Тя хвалим, благословим, благодарим, поем и величаем Твое благоутробие,/ и рабски любовию вопием Ти:// Благодетелю Спасе наш, слава Тебе.

Тропари, глас 4

К Богородице прилежно ныне притецем,/ грешнии и смиреннии, и припадем,/ в покаянии зовуще из глубины души:/ Владычице, помози, на ны милосердовавши,/ потщися, погибаем от множества прегрешений,/ не отврати Твоя раби тщи,// Тя бо и Едину надежду имамы.

Не умолчим никогда, Богородице,/ силы Твоя глаголати, недостойнии:/ аще бо Ты не бы предстояла молящи,/ кто бы нас избавил от толиких бед,/ кто же бы сохранил до ныне свободны?/ Не отступим, Владычице, от Тебе:/ Твоя бо рабы спасаеши присно от всяких лютых.

Кондаки, глас 6

Предстательство христиан непостыдное,/ ходатайство ко Творцу непреложное,/ не презри грешных молений гласы,/ но предвари, яко Благая, на помощь нас,/ верно зовущих Ти;/ ускори на молитву, и потщися на умоление,/ предстательствующи присно, Богородице, чтущих Тя.

Не имамы иныя помощи,/ не имамы иныя надежды,/ разве Тебе, Пречистая Дево./ Ты нам помози,/ на Тебе надеемся,/ и Тобою хвалимся,/ Твои бо есмы раби,/ да не постыдимся.

Православное богослужение немыслимо без церковного пения, без хора. Правда, в наших условиях это далеко не всегда настоящий, профессионально организованный хор. В ином маленьком храме поют два-три человека. Но зависит от этих двух-трех человек невероятно много.
Человек на клиросе вольно или невольно постигает богослужение изнутри. Его восприятие — это восприятие особое. Он изначально призван не только получать, но и сразу — отдавать другим, помогать другим в духовном труде, в раскрытии глубинного смысла всего, происходящего в храме. Чем же оно для него становится — это место на клиросе?

«Я пою в церковном хоре» — как часто приходилось мне произносить эти слова. Но значение их для меня самой с годами качественно менялось, наполняясь новыми впечатлениями и оттенками смысла, обрастая конкретными деталями. Для верующего человека всё, что он делает в Церкви,— служение. Приносит ли мое служение достойные плоды? Научаюсь ли я правильно пользоваться его духовными дарами? Ведь не случайно же Господь поставил меня на это место… А умею ли я по-настоящему ценить этот Божий подарок?

Предложение петь в храме, полученное почти семь лет назад, действительно стало для меня подарком. Я тогда только начала воцерковляться, и мне хотелось постоянно что-то узнавать о Православии, углубляться в него, хотелось поскорее стать частью всей этой величественной красоты, открывавшейся мне. Мечтала ли я петь в церкви? Конечно, мечтала, но как-то шепотом, как о несбыточном: «Может быть, когда-нибудь?.. Как это было бы хорошо!». И вдруг, всего через четыре или пять месяцев с момента моего сознательного вступления в Церковь меня зовут: приходи, научим.

Храм, куда меня пригласили, маленький, мало известен саратовцам, располагается на территории областной больницы в Смирновском ущелье. Освящен в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». Службы здесь проходят по воскресным дням и по особым праздникам. Идеальные условия, чтобы попробовать себя на новом поприще. Одновременно с этим, однако, я испросила благословения петь иногда на клиросе храма в честь Покрова Божией Матери, прихожанкой которого в то время была. Именно для того, чтобы научиться — ведь там настоящий, профессиональный хор.

Певчие, пришедшие на клирос, как и я, «из народа», сталкиваются с несколько большим количеством трудностей, чем их профессиональные коллеги. Основная проблема — отсутствие навыка «чтения» музыки, когда ты не просто воспроизводишь заученную мелодию, а именно читаешь незнакомый или малознакомый музыкальный текст. Поешь ноты, попадая с одной на другую в любых комбинациях, как будто складываешь буквы в слова. Оказалось, что знать музыкальную грамоту для этого ничтожно мало.

Но трудности меня совершенно не пугали. Ничем не обоснованная уверенность в своих силах и огромное желание петь в храме помогли мне. «Дорогу осилит идущий!» — таков был мой настрой.

Мне, конечно, несказанно повезло с тем коллективом, в который я попала. Подавляющее большинство певчих Покровского храма были профессиональными музыкантами и просто хорошими людьми. Старшие коллеги с огромным терпением относились к моим профессиональным недостаткам и помогали их искоренять. Мне посчастливилось работать с несколькими регентами, и каждый из них дал мне что-то свое для понимания церковного хорового пения. Основные профессиональные навыки я получила под руководством Натальи Серовой. Благодаря ей я усвоила главное — нужно быть предельно внимательной к так называемым мелочам. Точнее, понимать, что мелочей в нашем деле просто нет. Дисциплинированное пение исключительно по руке регента, четкая артикуляция, чувство ансамбля, умение слушать партнеров, умение держать партию — вот важнейшие уроки первых лет. В это же время я пыталась освоить и правильное формирование и подачу звука. Но основные сдвиги в этом направлении произошли благодаря уже другому регенту — Татьяне Михайловне Нечкиной. Она смогла найти самые точные и понятные для меня слова, чтобы мое пение приблизилось к требуемым нормам. Последний регент, с которым я работала,— Михаил Толчин. С ним у меня была возможность хорошо попрактиковаться в чтении незнакомого музыкального текста и почти избавиться от страха перед этим.

Сейчас я уже не пою в Покровском храме, но остаюсь певчей больничного храма в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». С регентом и моей духовной сестрой Ольгой Еремчук мы поем чаще всего вдвоем, что, конечно, существенно отражается на подборе репертуара. Дуэт не в силах полноценно передать красоту православных песнопений. Но мы делаем все для того, чтобы реализовать опыт, полученный в Покровском храме. Ведь в церкви петь плохо недопустимо. Мы не имеем права своими запинками, ошибками или небрежностью помешать тончайшему и важнейшему процессу — беседе души с Богом, стоянию человека пред Лицом Божиим.

С самого начала, как только я встала на клирос, у меня возникло ощущение, будто я на службе впервые. Надо было заново учиться сосредоточенности на молитве, запоминать последовательность богослужения, заучивать уже, казалось, давно знакомые слова песнопений. Но как по-новому при этом открывалось для меня и богослужение, и само Православие! Только на клиросе я узнала, что существует суточный богослужебный круг, а также недельный и годовой, узнала принципы их построения и взаимодействия, узнала, какие существуют типы служб, их особенности. А богослужебные тексты — это безграничный источник познания веры. Это неизмеримые по своей красоте и глубине слова, в которые вложено столько святости и любви к Богу, что иногда страшно их произносить: душа замирает! И замечательнее всего то, что изучение богослужебного устава, наблюдение за тем, как строится служба именно в этот день недели, в это число месяца, в этот год, никогда не может наскучить. Это связано с самим принципом действия устава, с его подвижностью.

Мы стоим близко к алтарю и иногда слышим слова молитв, которые произносит там священник. Тогда происходящее в храме и уже, казалось, давно познанное обретает для нас еще большую глубину. Помню, однажды услышала, как после причащения прихожан батюшка произнес, погружая в Чашу вынутые из просфор частички: «Омый, Господи, грехи всех поминавшихся здесь Кровию Твоею честною…». Это меня так поразило! То есть о тех людях, имена которых мы пишем в обеденных записках о здравии и упокоении, священник сначала молится на проскомидии, а потом просит смыть их грехи Кровью Христовой. Сердце содрогнулось — так живо откликнулась в нем Крестная смерть Спасителя. Смерть Бога за каждого человека, который был и только еще будет на земле…

Теперь я понимаю, почему церковную службу называют живым богословием. В центре всего — жертва Христова, совершаемая здесь и сейчас. А вокруг этого центра действуют, сплетаясь между собой, прошлое (в виде библейских образов и воспоминаний подвигов святых угодников), настоящее (сам факт совершения богослужения) и будущее (заключенное в значении Таинства Евхаристии для человека). Соприкосновение с этой тайной делает, кажется, невозможным равнодушное пребывание на службе.

Но, к сожалению, у людей, работающих в храме, бывает страшное искушение — привыкание к святыне. И непонятно, как можно избежать этого и как с этим бороться. В какой-то момент я стала замечать, что, ежедневно бывая на службе, я всё меньше времени и возможности нахожу во время нее для молитвы, а всё больше занята посторонними мыслями. Сердце становилось всё безучастней. Появилась угроза того, что пение в церкви станет просто работой, пусть и любимой. Заметить в себе подобное настроение для христианина — катастрофа. И что можно в этом случае предпринять? Я попыталась взять себя в руки и старалась сохранять внимание максимально к каждому слову на службе. Господь сразу приходит на помощь даже самому скудному нашему труду. И на самом деле, после некоторых усилий через навалившуюся эмоциональную глухоту вдруг пробивается ясность. Обычно таким отрезвляющим действием обладает подготовка к Причастию. Каноны и молитвы, входящие в подготовительное молитвенное правило, прогоняют туман из мыслей и сердца, пробуждают душу: «Да буду дом Твой, причащением священных Таин, живущаго Тя имея в себе со Отцем и Духом…». Только вдуматься! Буквально каждое слово Последования ко Святому Причащению способно оживить закоснелые чувства.

Другое дело, что опасность привыкания к святыне никуда не исчезает и вряд ли исчезнет. Научиться бы только угадывать в себе это состояние души, чтобы побеждать его еще в зародыше…

Только оказавшись на клиросе, я почувствовала, что нахожусь практически в алтаре. К нотам и богослужебным книгам прикасалась почти как к святыням. Сейчас, конечно, отношение к многократно перелистанным, прочитанным и спетым октоиху, минеям, нотным сборникам иное. Это, скорее, хорошо знакомое и любимое орудие, которое берешь уверенной, но трепетной рукой. Зато я все чаще начинаю задумываться о том счастье, которое мне выпало. В своей жизни каждый может послужить Господу своей молитвой, вниманием и помощью ближнему, и это уже очень ответственно. А труждающимся в храме предоставлен как бы дополнительный шанс. И когда осознаешь, что ты являешься частью того инструмента, или, лучше сказать, организма, с помощью которого Церковь служит Богу, то радость и ликование приходят на сердце, а вместе с ними и покаяние.

Инна Стромилова
Журнал «Православие и современность» № 12 (28) за 2009 г.

игумен Никон (Смирнов), настоятель Московского подворья Афонского Пантелеимонова монастыря

Богослужебное пение занимает в Церкви Христовой важное место и составляет ее неотъемлемую часть. Когда мы войдем в храм и в нем еще не началась служба, тихая, благоговейная его обстановка приготавливает нас к богослужению. И как бы ни был храм великолепен в своем убранстве, в росписи стен, в иконостасе, в киотах, в паникадилах, подсвечниках и т. д., если под его сводами еще не раздается чтение или пение, даже самое простое, то храмовое действо не началось, пульс жизни Дома Божия не ощущается. Но вот мы слышим возглас священнослужителя, а за ним и пение, и тотчас вся атмосфера храма изменяется: он весь наполняется звуками, таинственно преломляющими перед слухом молящихся грань между этим видимым и тем невидимым миром, в который устремляется наша душа вслед за возносящимся горе пением. Богослужебное пение - это дыхание храма. Прекрати, устрани это пение - и храм представляется иным, неживым. В старинных документальных известиях существовало такое понятие: «Храм стоит без пения»; к примеру: «в селе Архангельское без пения » - что означало закрытый (недействующий) по тем или иным причинам храм.

Какова природа богослужебного пения?

Господь, Творец всяческих, Царь славы, создав мiр видимый и невидимый (ангельский), восхотел приобщить созданные существа Своей славе, блаженству. Разумные твари, исполненные чувств восхищения красотою, премудростью, великолепием творений и всего мiроздания, не могут оставаться только созерцателями божественных дел. Наделенные Творцом способностью петь, они готовы восхвалять величие Его творений не умолкая. Так мы и узнаем из Священного Писания, что ангельский мир непрестанными гласами воспевает песнь Богу: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф». Благодарностью и прославлением Бога начинает священник всякий чин богослужения: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа», или «Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельной Троице, всегда, ныне и присно и во веки веков».

Круг суточного богслужения начинается с вечерни, и здесь поется на всенощном бдении по возгласе «Слава Святей…» предначинательный псалом (103-й), весь исполненный прославлением Творца. В пении слышатся отзвуки гимнов горних сил. Особенно таинственная связь горнего мiра и дольнего, земного под сводами храма подчеркивается в Херувимской песне: «Иже херувимы тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение». Изображая собою таинственным образом херувимов, певцы, прославляя Троицу Животворящую, должны, по возможности, уподобляясь им, воспевать ангелоподобное славословие. В чем оно должно состоять?

Во-первых, ангелоподобное пение в храме должно быть духовным, т. е. его звучание под сводами Дома молитвы должно исключать все мiрское, чуждое истинному настроению молящегося христианина. Человек, жаждущий общения с вышним мiром, где, собственно, и уготовляется ему чертог жизни вечной, спешит в храм Божий, чтобы оторваться хотя бы на какое-то время от суеты мiрской, отдаться душой молитвенному общению с Богом, слиться с голосом Церкви в прошениях и обращениях к Источнику жизни, излить свои скорби, вздохнуть о своих согрешениях и сбросить у подножия Креста Господня бремя своих грехов. Душе нужна своя пища, духовная, очищенная от всего земного, страстного, губительного. Богослужение предназначено утолять алчную душу ангелоподобным исполнением священных гимнов, молитвословий и псалмопении. Никакой примеси мiрской музыки, манеры исполнения не должно быть места в храмовом пении! Как бы ни была красива, усладительна мелодия светского произведения, будь это народная песня, оратория или кантата и т. п., она не способна проникнуть в духовную сущность человека и задерживается на оболочке его плотского естества, потворствуя его явным или тайным страстям. «Рожденное от плоти есть плоть» ().

Привнесение светского элемента в богослужебное пение извращает его назначение и цель - одухотворять молитву христианина, делать его причастным сакраментальной жизни Церкви Христовой.

Происходит отсюда что-то обратное: светски звучащее исполнение в храме не помогает, а мешает молитве человека. Малоцерковный регент, избрав подобное сочинение, стремясь все свои музыкальные способности вложить в исполнительское искусство, но не в состоянии понять, что данное произведение уводит, увлекает молящихся от подлинного духовного настроения, услаждая слух, но не дух. Ведь «не собирают с терновника виноград или с репейника смоквы» (). Руководители хоров без должного рассуждения слепо преклоняются подчас перед авторами целых всенощных и Литургий с мiровой известностью в светской музыке (П. Чайковский, С. Рахманинов и т. д.), но малокомпетентными в церковном пении. Благоговение перед святыней церковного пения побуждает признать, что «никто не может служить двум господам» (). Допустимо ли здесь одной и той же рукой композитора сочинять музыку со страстными сценами для очередной оперы и Литургию - святое святых богослужебного круга? «Не можете служить Богу и мамоне» (). А как мучительно слушать молящемуся в храме театрально звучащие «В молитвах неусыпающую Богородицу» С. Рахманинова, где одно слово «не удержаста» повторяется «на все лады» где-то раз десять, вопреки правилам издревле установленного богослужебного пения.

Часто повторяемые слова в сочинениях церковных композиторов свидетельствуют лишь о слабости их таланта на церковной ниве, об их малодуховности, т. к. здесь содержание явно отступает на второй план, всячески подгоняется под канву сочиненной мелодии, что прямо противоречит каноническому устроению богослужебного пения, в котором без всякого сомнения приоритет отдавался слову, а не звуку. «Раб Христов должен петь так,- учит ,- чтобы приятны были произносимые слова, а не голос поющего» (см. «Церковное пение в России». Вып. 1, М., 1887 г., с. 38).

Далеко зашедшее обмiрщение церковного пения в России за последние столетия, сломав рамки его древних канонов, открыло дорогу произволу новых творцов, так что в их сочинениях, например, Херувимской песни, отдельные слова или сочетания нескольких слов повторяются по 2, 3, 4 и т. д. раз, создавая безсмыслицу. Слово, без которого не может быть песнопения, совершенно неоправданно отдается в жертву мелодии.

До какого абсурда может дойти господство музыки над текстом, насильно подгоняемым под ноты в видах красоты звучания, а не смысла, стоит вникнуть в известное сочинение П. Чеснокова «Воскресение Христово видевше», где допущен перехлест слов во вступлениях партий и в результате при пении верхними голосами слов «имя Твое именуем», бас параллельно поет «не знаем». Или в переложении Г. Львовским кондака Успению Божией Матери роспева Киево-Печерской Лавры сделана автором роковая уступка музыке в ущерб смыслу слов: 3-й голос делает вступление слогом-отрицанием «не», после чего остальные голоса поют «неусыпающую». Таким образом, слышится дважды отрицательная частица «не», по семантике слов здесь двойное отрицание и, следовательно, по переложению Львовского уже звучит противоположное: «В молитвах (не-не) усыпающую Богородицу…» (Сравни аналогичное из 2-й молитвы ко Святому Причащению «Якоже не неудостоил еси внити.., т. е. удостоил).

В своей речи о церковном пении Святейший Патриарх Алексий I, порицая склонность хоров к светскому образу пения, говорил: «Вместо небесной музыки, какая слышалась в древних строгих и величественных роспевах, мы слышим мiрское легкомысленное сочетание звуков. И таким образом, пение в храмах наших, особенно городских, совершенно не соответствует той цели, какую оно должно преследовать, и храм из дома молитвы часто превращается в зал бесплатных концертов, привлекающих публику, а не молящихся, которые поневоле должны терпеть это отвлекающее их от молитвы пение». (ЖМП, 1948, No 5, с. 8).

Богослужебное пение никак не должно быть похоже на мiрское, земное. В храме все иное, отличное от повседневного, житейского: облачения священнослужителей, напрестольные сосуды, утварь (лжица, дискос, подсвечники, хоругви и т. д.), роспись стен, иконостас; наконец, архитектура здания несет свои черты (апсиды, закомары, купола и т. д.) Богослужебное пение и мiрское пение не совместимы. Вот почему древняя Христианская рождала в своих истоках особое пение, надмiрное. Что был плод не измышления, не изобретения нового пения, а веяние Духа Святаго, ниспосланного Сыном Божиим, Основателем Церкви, для ее одухотворения. Богослужебное пение в древней Церкви органически проистекало из ее недр и вполне соответствовало высоте уровня духовной жизни тогдашних христиан.

По наметившемуся руслу богослужебное пение старались направить святые отцы, которые зорко следили за ним, охраняя его от мiрского влияния. Так, Св. говорит: «Мы желаем и требуем, чтобы вы, вознося божественные песнопения, были проникнуты всяким страхом и украшены благоговением. Тебе надлежало с благоговейным трепетом возглашать ангельское славословие, а ты переносишь сюда обычаи шутов и плясунов, неприличным образом подъемля руки и повертываясь всем телом. Как же ты не боишься и не трепещешь? Разве не знаешь, что здесь невидимо присутствует Сам Бог». (Цит. по: . Церковное пение России. Вып. 1, М., 1887, с. 33)

Даже внешний образ поющих был небезразличен для этого вселенского учителя. Но как часто регенты не хотят понять правил благонравия на клиросе, позволяя себе совершенно непристойные позы, движения, странные взмахи рук, трясение головой с различной мимикой (даже с улыбкой) лица, с некоторым приседанием, рывками вперед-назад, притом издавая нечленораздельные звуки, шипение или окрики - и это нередко все на виду и слуху у молящегося народа. С горечью приходится видеть руководительницу хора в церкви без головного покрытия, с крашеными волосами, с крашеными глазницами и губами, с маникюром, с нескромным покроем одежды, что безусловно, оскорбляет святость богослужебного пения. Ясное дело, что от таковых регентов нечего ждать настоящего церковного пения: «Рожденное от плоти есть плоть». Не церковные по духу регенты набирают подобных же певцов, порою даже нетрезвых, курящих и, страх подумать,- неверующих. Но это же поношение богослужебного пения! Такие хоры, светски исполняя песнопения, отталкивают от себя народ, между тем ощутимо поглощая денежные средства прихода. Богомольцы скорее идут на раннюю Литургию, где обычно поют левые хоры (не профессионалы) без концертных номеров, просто и молитвенно.

Немалый урон наносит церковности пения изолированность хора в храме: регент зачастую автономен на клиросе, а духовенство не вникает в эту область, безразлично относясь к репертуару и манере исполнения, только бы «капелла» звучала и этого достаточно. Сугубо печальное явление, когда выглядит ниже регента священнослужитель в понимании подлинно церковного пения и требует от него, например, Великим Постом петь «Покаяния отверзи ми…» только А. Веделя - произведение, мягко говоря, сомнительное для храма.

Духовность пения на клиросе… как ее понять, постичь, стяжать? Она обретается не в курсах по церковному пению, не на спевках, не в прослушивании звукозаписей. Как Царствие Божие не приходит видимым образом, но внутри человека есть (), так и духовность не внешне приобретается, но внутри души зарождается и совершенствуется. Человеку надо начать жить по-евангельски, искать прежде всего Царства Небесного, заняться очищением своего сердца, неуклонно исполнять правила христианской жизни, изживать в себе ветхого человека «со страстьми и похотьми», чтобы не он, но Сладчайший Иисус жил в нем, по слову Ап. Павла: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» ().

Благодать Божия, вселяясь в очищенное от греховности сердце, просветит его, раскроет очи так, что человек станет совсем иначе зреть на жизнь, на ее смысл и именно со стороны вечности начнет переоценивать все окружающее. Поэтому просвещенная душа будет искать себе сродное, духовное. Все плотское, страстное предстанет уже в своем подлинном мрачном, отталкивающем образе. Духовно живущий человек уже способен распознать, что для души полезно, что вредно; что приближает к Богу, а что отдаляет.

Закон духовности распространяется на всех христиан, жаждущих спасения души, в том числе, конечно, и на руководителей богослужебного пения. Их музыкальный талант становится слугою благочестия, духовности. Не гениальность таланта способна определить, насколько церковно то или иное песнопение, а духовный опыт регента, который не позволит ему, к примеру, исполнить за богослужением «Тебе Бога хвалим» Д. Бортнянского с его чисто оперной музыкой.

Поскольку духовность достигается тернистым крестоношением и скорее познавалась живущими не в мiру, а в обителях, то и творцами богослужебных песнопений, их мелодий в глубоко молитвенном духе становились чаще всего монашествующие. Действительно, монастырские напевы ближе сердцу православного богомольца.

Однако при всем превосходстве раздающихся ныне за богослужениями монастырских напевов (Оптинского, Валаамского и т. д.) над сочинениями мiрских церковных композиторов следует сказать, что каноническими нормами богослужебного пения издревле в Церкви были иные напевы, сложившиеся в ее недрах в период становления вообще храмового пения вместе с распространением и утверждением христианства в языческом мире. Основы богослужебного пения заложены были не гением человеческой природы, но силою, ниспосланною свыше на Церковь со времен Пятидесятницы. Христиане на протяжении многих веков бережно хранили богозданные основы церковного пения с эпохи первых христианских общин, когда пение по уровню одухотворенности соответствовало их высоте благочестия.

Регенту надо знать, что пение первохристианских времен было общим, хоров не существовало. Это был идеал исполнения песнопения, т.к. каждое чадо Церкви призвано быть полнокровным ее «удом», т. е. членом, и органически соединяться с ней. Вот почему мы читаем в книге Деяний Св. Апостолов, что у первых христиан обреталось полное духовное единодушие: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (). Отблеском изначального богослужебного пения в наши дни является пение молящимися в храме народом «Отче наш», «Достойно есть» и т. д. Если вслушаться в его общее пение на службе, то нельзя не признать, что именно в таком исполнении ощущается здоровый пульс церковной жизни народа Божия. Всмотритесь в выражения лиц поющих богомольцев, с каким вдохновением они возносят горе свои сердца. Когда народ поет «Да воскреснет Бог» на Пасху, сколько восторженных чувств вкладывается в это пение, дух захватывает при слушании такого пения. Собственно, это и есть настоящая полнота пения Церкви Божией и никакие хоры, самые знаменитые, несравнимы с народным пением в Доме молитвы по своему воздействию на душу человека. И скорее всенародному, а не хоровому пению присуще молитвенное обращение: «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа».

Возникновение отдельных групп певцов на богослужении произошло не сразу, но в дальнейшей истории церковного пения вследствие снижения уровня духовности христиан. Как далеко зашел процесс отделения и отдаления поющих профессионалов от народной массы, мы убеждаемся в нынешней реальности. Регенты, увлеченные концертными номерами, отбирают у честного народа последние крохи, исполняя нередко в оперной манере молитву Господню, Символ Веры и др.

В наше сложное время, когда десятилетиями существовавшие хоры стали на глазах распадаться вследствие малоцерковности их состава, державшегося только на рублях, пришла необходимость возвращаться к утраченным принципам богослужебного пения. Есть храмы, где народным пением отправляется вся служба. Все зависит от настоятеля церкви, от его заботливости и ревности. В отдельных кафедральных соборах постепенно вводят в народное пение ектинии, «Величит душа моя Господа», начало Литургии. Народное пение в храме своим естественным исполнением служит в известной степени мерилом для регента хора. Простота народного пения, его репертуара удержит чуткого регента от поползновения к концертным или сольным произведениям, чуждым природе богослужения. Духовность руководителя хора воспрепятствует ему исполнить в храме, например, «С нами Бог» В. Зиновьева с его ариозными вступлениями солистов.

Торопливость исполнения в ущерб ясности восприятия содержания песнопений стало недугом наших современных хоров. Даже отточенная дикция не дает права ускорять неспешный темп песнопений. Кощунственно устраивать гонку в пении пасхального канона, ибо изменение нормального темпа в сторону неосмысленного ускорения превращает характер исполнения в плясовой ритм. Кроме того, наблюдается странная новизна в ритме, когда, Великое славословие в ускоренном темпе стало звучать в роде какого-то марша, с отсечением концов строк.

Вот здесь озадаченному регенту народное пение подскажет, в каких пределах держать темп хора. А известно, что спешка не свойственна общему народному пению, и это служит хорошей сдерживающей мерой для хора. Пение с народом в храме молитвословий определяет собою норму громкости звучания и для клироса. Действительно, общее пение стоящих в храме прихожан исключает крики голосов, ибо там все естественно. Совсем не то в хорах, где сплошь и рядом слышится искусственное усиление звука, переходящее в крик партий, увидевших знак регентской руки, или пометку форте, фортиссимо в нотах. Подлинно молитвенное пение не допускает этих эффектов, чисто искусственных, рассчитанных мощью, силой голосов удивить находящихся в храме.

Мы должны признать, что молитва и громогласное пение несовместимы. Форте и Фортиссимо должны быть исключены в исполнении песнопений в храмах средней вместимости (типа Троицкого Собора Троице-Сергиевой Лавры). Св. пророк Илия, смеясь над бессилием жрецов идола Ваала, говорил им: «Кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а, может быть, и спит, так он проснется». (). Христиане, поклоняясь истинному Богу, веруют, что всеведующий Господь слышит наше самое затаенное дыхание молитвы и громогласное пение безсмысленно. Прекрасно и убедительно подтверждается умеренное по силе звука пение в Доме Божиим видением тому же пророку Бога: был сильный ветер, но не в ветре Господь, после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь, после землетрясения огонь, но не в огне Господь, после огня веяние тихого ветра и там Господь ().

Неспешное, спокойное (негромкое), умиротворенное пение в храме приближает молящихся к Богу. Ошибается тот регент, который думает все внимание молящихся приковать к своему хору через мастерство исполнения «классических» номеров тех или иных композиторов. Безусловно, богослужебное пение органически связано со священнодействующими алтаря, но оно предназначено не отвлекать богомольцев своим исполнением, а содействовать его богообщению и подобно фимиаму растворяться горе, вознося, приподнимая души стоящих в церкви к небу: «В храме стояще славы Твоея, на небеси стояти мним» (см. Утреня).

Для руководителей хора должно быть аксиомой то положение, что их пение может быть действительно молитвенным, когда на службе молится сам регент, вникая в смысл песнопений. Молится регент - тогда молится хор . Молится хор - молится и храм . Однако молитва регента должна начаться не на богослужении, а намного раньше, еще перед выходом из своего дома, а также в пути и при входе в храм. Тем более регент сосредоточенно должен молиться перед первым возгласом священнослужителя, который особо молится с воздетыми руками перед Литургией. Через сердечную молитву регента благодать Всесвятого Духа снизойдет на его душу, просветит и вразумит, как богоугодно воспеть службу церковную. В священные моменты Литургии регенту следует отложить камертон, обратиться к алтарю и благоговейно перекреститься (как обязательное) перед возгласом «Благословено Царство», перед пением «Во Царствии Твоем», «Приидите поклонимся», Трисвятым, чтением Апостола и Евангелия, перед Херувимской, «Станем добре», «Приимите…», «Пиите…», «Твоя от Твоих…», «Изрядно…», перед «Отче наш» и т. д.

Не содействует молитвенности пения бесконечное расширение репертуара, т. к. новые осваиваемые мелодии заставляют певцов держаться на клиросе в усиленном напряжении, и им становится уже не до осмысления слов. Несомненно, что самый малый, но выученный наизусть репертуар чрезвычайно способствует поющим, не заглядывая в ноты, проникнуться в песнопении и почувствовать сладость молитвы.

Левые, любительские хоры нередко поют как раз по памяти «Херувимскую песнь», «Милость мира», что помогает своею простотой создать молитвенную атмосферу на клиросе и в храме. Оптинский старец схиархимандрит Варсонофий говорил, что «ноты связывают певца по рукам и ногам…» Одни красивые звуки без содержания. А слова ускользают от внимания, молитвы нет» (см. «Надежда», вып. 8, РСХД, 1981 г., с. 87).

Разве может быть молитва хора, когда его певцы на богослужении стоят перед нотами в страхе, только и думают, как бы не понизить, как бы не ошибиться? Тем более, если регент может прийти в гнев? Такое пение, даже самое отточенное, не достигает цели. Безошибочное пение - это еще не молитва. Скорее пение с естественными недостатками угоднее Богу, чем безупречное в интонации, ансамбле, но закрепощенное нотами исполнение. Блаженный Иероним говорит: «Славен пред Богом и худоголосый певец» (см. Д. Разумовский, цит. соч., с. 38).

Для настроя христиан на молитву в богослужебном пении важнее фактор на клиросе - что поют, а не как поют - последнее должно быть подчинено первому, а не наоборот. в «Исповеди» заключает: «Когда со мною случается, что меня трогает больше пение, нежели то, что поется, то я признаюсь, что тяжело согрешаю, и тогда желал бы я не слышать поющего» (см. ЖМП, 1949 г., No 11, с. 54).

Как странно слушать словесно удвоенное пение, к примеру, прокимен «Помяну имя Твое» Киево-Печерского напева, где тем самым явно подчеркивается музыкальная сторона, а слова повторяемые целой строкой, взяты как бы для размена. К сожалению, многих регентов интересует более всего последнее, т. е. «музыкальная сторона», и в результате на запричастном стихе прекрасно звучащий хор исполнит так называемый «концерт», из которого не разберешь слов и не узнаешь, что это за текст был пропет? На вопрос - как исполнили? - слушатели ответят: хорошо! А что пропели - не разобрали. Не лучше ли вместо неразборчивого концерта спеть 33-й псалом, и весь народ, понимая содержание, с усердием станет молиться. Этот псалом стоит петь по запричастном стихе уже потому, что в отступление от чина Литургии его почему-то опускают по заамвонной молитве, точнее после «Буди имя Господне». Да и как можно увязать концертный номер с приготовлением прихожан к причащению? До XVII века этого концертного исполнения не существовало в богослужении, как и партесного пения.

Православная Русь со времен своего крещения твердо держалась унисонного пения, воспринятого от греческого Востока. Истоки его уходят к первохристианской эпохе, когда еще не было хорового исполнения. Принцип унисонного пения вполне отвечал идеалу единения всех членов Церкви во Христе, и потому вполне отвечал идеалу церковности богослужебного пения.

Пора нам, православным, возвращаться к забытым сокровищам исконного родного древнерусского богослужебного пения, которым жили и спасались наши христиане на Руси до XVII века!